Валерий СДОБНЯКОВ. ПОЭЗИЯ ПРАВДЫ И БОРЬБЫ 
Москва, 10 февраля 2006 г.

Журнал "Вертикаль. ХХI век" № 16, 2006 г. 
На обложке журнала "Вертикаль. ХХI век" № 16, 2006 г. репродукция картины Владимира
Ивановича Заноги "На рубеже тысячелетий".



В преддверии шестидесятипятилетия Юрия Кузнецова в Центральном Доме Литераторов в Москве состоялся поэтический вечер, посвященный памяти этого замечательного русского православного поэта. 

В зале собрались те (и об этом много раз говорилось со сцены), кто искренне любит отечественную поэзию, предан России, русскому слову. Но главным действующим участником праздника был сам Юрий Поликарпович. Весь вечер с огромного экрана,  располагавшегося над сценой, поэт читал свои стихи. И было такое впечатление, что он вовсе от нас не ушел, а, наоборот, находится где-то рядом с нами, среди нас, своих слушателей, и мы, благодаря поэта, в каждую паузу между стихами одаривали его аплодисментами – как живого.

А с экрана произносились такие обращенные к нам строки:


К Родине

Ты во имя грядущей любви
Города сотрясала и сёла.
И гиганты и бесы твои
Вырывались из бездны раскола.

Принимала ты все имена
И друзей и врагов обнимала.
Хоть меняли твои имена,
Ты текучей души не меняла.

Мужики называли святой,
Сыновья-нигилисты – проклятой.
Умывая ладони землей,
Вон стоит твой последний оратай!

Взгляд в себя и вселенский размах…
Как тебя величать, он не знает.
На твоих бесконечных холмах
Он ладони вкруг солнца смыкает.

А затем еще, еще и еще…

Выходили на сцену друзья поэта, его ученики, те, кто много дорог вместе с ним прошел, проехал, одолел – критики Владимир Бондаренко и Сергей Куняев, писатели Владимир Личутин и Валерий Ганичев,  поэты Игорь Тюленев и Геннадий Иванов… Конечно, говорили о значении творчества Юрия Кузнецова, о его талантливости, о преданности в дружбе, о требовательности ко всему, что касалось поэтической строки, поэтического слова.

Все это для меня было понятно, привычно. Само событие требовало подобных слов и оценок. Но в какой-то момент я вдруг ощутил, что в моем представлении образ поэта был все-таки иным, более жестким,что ли. А тут вдруг я узнавал о его ранимости, по-детски душевной открытости. Меня удивило движение мышц лица Юрия Поликарповича, когда он читал стихи. Лицо почти неуловимым изменением (подрагиванием дуг бровей, вдруг выступающими морщинами на лбу, прищуром глаз) выдавало  боль сопереживания поэтом всего того, о чем он говорил в своих стихах. Это была не выдуманная в порыве поэтического творчества, а именно его сердечная, душевная, чувственная боль, его страдания, его муки от несовершенства мира.

Не поминай про Стеньку Разина
И про Емельку Пугача.
На то дороженька заказана
И не поставлена свеча.

Была погодушка недоброю,
Ты наломал немало дров.
И намахался ты оглоблею
Посереди родных дворов.

Уж нет дворов – одни растения,
Как будто ты в краю чужом
Живешь, и мерзость запустения
Разит невидимым козлом.

Куда ты дел мотор, орясина?
Аль снес за четверть первача?
И все поешь про Стеньку Разина
И про Емельку Пугача.

Трудись, душа ты окаянная!
Чтобы когда-нибудь потом
Свеча горела поминальная
Во граде Китеже святом.

Честно говоря, когда слышишь эти стихи, то невозможно не удивиться провидческому таланту поэта. Ведь написаны они в первой половине 80-х годов ушедшего века, но насколько актуальны (может быть даже актуальнее, чем тогда) эти строки сейчас.
Или вот еще одно стихотворение:


Борьба

Прошу я милости у Бога
Перед скончанием веков.
Дай потерпеть еще немного
Нападки злых моих врагов.

Я б даже долей малой воли
Испепелил их, как огнем.
Но мне нельзя терять и доли,
Когда борюсь с Твоим врагом.

И здесь вечер подошел к своему кульминационному моменту – разговору о поэмах Юрия Кузнецова, посвященных Иисусу Христу.

Любителям поэзии известна та полемика, которая развернулась сразу после опубликования этого произведения на страницах журнала «Наш современник». Литераторы и критики, журналисты и священники, общественные деятели и прихожане храмов обсуждали не столько достоинства и недостатки поэм, сколько то – имел ли право Юрий Поликарпович обращаться в своем творчестве к образу Христа. И даже защита отца Дмитрия Дудко не остановила поток недоброжелательной критики. Но вот прошло совсем немного времени. Страсти улеглись, спорщики успокоились, да и сам создатель этого произведения покинул сей мир. И стала отчетливее видна та громадная работа духа, что сотворена Кузнецовым. Конечно, в поэмах можно (и, наверно, нужно) находить неточности, недостатки, какие-то отступления от канонов (мы в журнале «Вертикаль. XXI век» по этому поводу тоже напечатали статью московского критики Николая Переяслова), но это нисколько не умаляет духовного подвига, совершенного поэтом. Да он и сам был чрезвычайно требователен к себе, к своему творчеству. Поэтому приступая к работе над своими последними поэмами, долго и тщательно готовился к их написанию. Готовился духовно. И об этом много говорилось на прошедшем вечере. Говорилось и о том, что образ Христа неслучайно появился в поэзии Юрия Поликарповича. Будучи верующим православным человеком, он не мог обойти молчанием того, что было совершено Спасителем на земле. Потому и говорил, потому и славил Его так, как мог, в силу того таланта, что получен им был от Бога. А полемика, споры – что же, это неизбежно. Более того: чем талантливее, смелее произведения, тем  они эмоциональнее, яростнее. Правда, Владимир Бондаренко отнес все это к завистничеству. Я думаю, что это не так, слишком упрощенно, поверхностно. Здесь другое. Ведь в каждой христианской православной душе свой Христос. Да, да, я знаю, он един для нас всех, и все-таки и свой скреп, свой учитель и свой заступник. Потому реакция наша на поэмы неоднозначна. Слишком дорогого, потаенного они касались, слишком сокровенного и любимого самой глубокой любовью. А есть ли, может ли быть нечто усредненное в понимании и ощущении любви?

Он видел больше, чем его глаза
Он тронул глубже зримого покрова,
Он понял то, о чем  сказать нельзя,
И, уходя, не проронил ни слова.

Хотя он не оставил ничего,
Молчание его подобно грому.
Все говорят и мыслят за него,
Но думают и мыслят по-другому.

Один из выступающих на вечере говорил, что русская критика последних десятилетий в долгу перед отечественной литературой. Она не смогла ее осмыслить, понять, оценить, определить главные направления движения и развития. Отчасти я с этим соглашусь. Но только отчасти. Потому что считаю, – критика не часть литературного процесса, а совершенно самостоятельный литературный жанр, находящийся внутри этого процесса на равных основаниях с прозой, поэзией, публицистикой. Другое дело – она не смогла представить на суд читателей чего-либо равного повестям Распутина, Белова, Бондарева, поэтическим строкам Рубцова, Бокова, Прасолова и, конечно, Юрия Кузнецова.

Четыре часа, на одном дыхании шел этот вечер, который полностью изменил в моем восприятии образ поэта. Привыкнув к его жестким, категоричным строчкам, я и в  жизни его представлял таким – грубым, даже безжалостным. А оказалось, это подчеркивали все выступающие его друзья, был он добр, внимателен и по-детски  раним. О таких говорят чист душой, как ребенок. А ведь еще Христос говорил: «Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Лк. 18, 17).

Воистину, он и пошел к Нему с чистой, по-детски открытой душой, свершив на земле то, для чего и был на нее послан провидением.  Перед Спасителем нашим он и будет держать ответ за свершенные труды свои.

А цену им, своим трудам, Кузнецов при жизни знал прекрасно. Потому и относился к стихам коллег критически и взыскательно, за что его часто упрекали, обвиняли в снобизме, высокомерии. А Юрий Поликарпович словно специально дразня недовольных, писал в одном из своих стихотворений:

Три поколенья после Блока – серо,
Соперника не родилось ему.
Кто искру даст славянскому уму?
На Западе нет вещего примера,
И сами не приходим ни к чему.

Но прошло совсем немного времени, и кто усомнится в том, что он избранный? Кто откажет поэту в таланте, в праве оценивать других?

Нам же теперь остается только принять в свои сердца слова о. Дмитрия Дудко, обращенные к читателям поэзии Кузнецова, которыми он призывает нас радоваться  появлению Поэта в нашей современной русской литературе.