Валерий СДОБНЯКОВ. ПРЕОДОЛЕНИЕ
О книгах А.М. Коломийца. К 80-летию геолога и писателя.

На фотографии: Валерий Сдобняков, Владимир Чугунов, Алексей Коломиец, Александр Мюрисеп,
Владимир Цветков и другие писатели в Арзамасе на Пушкинском празднике.


Непостижимый это феномен в человеческой жизни – память. Кажется всё, что когда-то с нами происходило, навечно сохраняется где-то в потаённых глубинах нашего сердца, нашей души. И вот наступает момент, когда неодолимо тянет заглянуть в эти сокровенные уголки, эти глубины. Но всегда ли радостное воспоминание нас там ожидает? К сожалению, большей частью – нет. И некого в этом винить – только самих себя.
В то же время именно память эмоционально, творчески, нравственно «питает» нас всю жизнь, создаёт нас такими, какими мы уходим в вечность. И всё несделанное, упущенное, неправедное предъявляет нам она перед нашим уходом. Видимо, именно поэтому, стремясь разобраться сами в себе, мы обращаемся к творчеству, через которое осмысливаем свой земной путь – и происходит это на протяжении всей человеческой жизни.
Мне кажется, что Алексей Маркович Коломиец именно поэтому является человеком творчества, нравственного убеждения, вечного поиска, будь то в науке, производстве, дружбе, сохранении семьи, сбережении исторической памяти – пишет стихи, оформленные в художественную форму воспоминания.
Скоро вот уже два десятилетия, как мы знаем друг друга, как искренне протянули друг другу руку дружбы. Конечно, первой была рука Алексея Марковича. Во-первых, он старше меня почти на двадцать лет, и потому что бы моя дружба значила, если бы не его расположение ко мне. Во-вторых, это я пришёл в кабинет генерального директора «Волгагеологии», который тогда занимал Коломиец, чтобы предложить начинающему поэту вместе издавать альманах «Вертикаль». Всё же остальное было потом – совместные труды по подготовке номеров издания, добыванию спонсорских денег, долгие поздневечерние беседы о литературе и истории, чтение вновь написанных стихов и рассказов, подготовка к изданию книг, приём Алексея Марковича в члены Союза писателей России, защита им докторской диссертации, отмечание юбилеев литературно-художественного журнала «Вертикаль. ХХI век», совместные выступления на московских писательских площадках и прочее, прочее, прочее – разве всё возможно перечислить, что происходило с нами за эти двадцать лет? Конечно – нет. Но память бережно всё это хранит, рождая в душе ощущение не напрасно прожитых десятилетий. 
Я назвал Коломийца времён начала ХХI века начинающим поэтом, и надеюсь, что Алексей Маркович за такую оценку его стихов на меня не обидится. За годы нашей дружбы я много раз писал о творчестве  Коломийца, и потому знаю, о чём говорю. 
Одна из самых первых его книжек называлась «Молитвы страждущей души». В газете «Нижегородская правда» за 4 августа 2001 года я опубликовал на неё рецензию, которую назвал «Талант ответственности». Приведу из неё небольшой отрывков:
«Автор в силу своей профессии геолога в буквальном смысле пешком исходил просторы Советского Союза, побывал во многих зарубежных странах – это тоже нашло отражение в его поэзии… В своём творчестве Алексей Коломиец выступает умным и вдумчивым, ответственным государственником и патриотом. Без истерии и нагнетания апокалипсических пророчеств, а по долгу разума и совести, по долгу ответственности перед памятью предков и жизнью будущих поколений».
Иными словами, избегая каких-то особых восхвалений произведений автора, я уже тогда отмечал, что ему присущи ответственность в работе со словом и точное понимание его значения. Но я чувствовал, что что-то важное ещё не досказал в первой рецензии, и потому в следующей статье «По долгу разума и совести» («Православное слово, № 19, 2002 г.), где размышлял сразу о двух поэтических сборниках Коломийца, что вышли у него к тому времени, я отмечал: «Поэтическое, моральное кредо автора очень точно выражено в одном из его стихотворений:

Кто оценит высоту
Всех моральных наших бдений?
Кто увидит глубину
Наших нравственных падений?
Только Бог, коль счёт большой.
Ну, а если нету Бога
Ни в душе, ни за душой?!
Ох, темна тогда дорога…

И дело здесь не только в религиозной направленности размышлений поэта, а в общей нравственной концепции взгляда автора на окружающий мир…».
Тут необходимо особо отметить, что только эти две первые книги Коломийца вышли без моего участия. Все последующие написаны Алексеем Марковичем «на моих глаза», я чаще всего был первым их слушателем и читателем, принимал участие в их издании. 
 Каким одним понятием можно оценить тот период нашей дружбы? Думаю таким – полное доверие.
Заканчивался рабочий день. Пустели коридоры «Волгагеологии». Только один охранник скучал в отгороженном пространстве на первом этаже недалеко от запертой уже для посторонних посетителей входной двери. Тишина и самое время для неспешного, долгого чтения стихов. Я усаживался поудобнее на диване в кабинете Алексея Марковича, сам он брал стопку бумаги, на которой были распечатаны стихи для нового поэтического сборника, и начинал их выборочно читать. Сначала не торопясь, выискивая в написанных строках нечто самое важное, но затем всё азартнее, напряжённее, погружаясь вновь в пережитые ранее чувства, воспоминания.
Но вот книга прочитана. В кабинете вновь тишина. За небольшим журнальным столиком разливается по рюмкам водка, выпивается. И тут, словно что-то в нас прорывается. И самые добрые чувства друг к другу дают возможность откровенно указывать на неудачи, восхищаться поэтическими находками… Как же это дорого сейчас для памяти.
Одной из первых книг, которые я готовил к изданию, был небольшой сборник рассказов Коломийца «Алёшин секрет» (Нижний Новгород, издательство «Вертикаль. ХХI век», 2005). Это биографические зарисовки, повествующие о самом раннем детстве автора. В послесловии к изданию я отмечал:
«Особенность этой книги в том, что она хоть и составлена из рассказов, художественных произведений, но доподлинно только литературным трудом не является. В первую очередь это всё-таки книга воспоминаний о далёком, ушедшем детстве. По сегодняшним меркам, то время кажется невероятно трудным, голодным, состоящим сплошь из испытаний, главным из которых, конечно же, стала Великая Отечественная война. И вроде бы должен был человек в тех немыслимых испытаниях очерстветь душой, озлобиться, возвеличить свой эгоизм, своё Я. А произошло совершенно иное, то, что только словами ни объяснить, ни передать невозможно. Вместо злобы и ожесточения – свет любви. Вы спросите – почему? Да потому, что эта тайна в сегодняшнем мире, где господствует материалистически-логическое отношение к вопросу духа, может быть разгадана как раз только на уровне сакральном, надвременном, невидимо связывающем всех нас с многими и многими поколениями наших предков. Это они нас сберегли своей верой, силой духа, высокой нравственностью. Именно поэтому и рассказы – воспоминания Коломийца – пропитаны таким чувством, которое «не ловится глазом» между строк, но ощущается сердцем».
Помню, какое невероятно сильное впечатление на меня произвёл рассказ из этой книги под названием «Алёшин секрет». Читал его, и невольно на глазах наворачивались слёзы. Не от горечи, не от грустного сопереживания, а от ощущения Божьего присутствия в мире. То были слёзы умиления.
Одновременно с прозаической книгой был написан автором и первый из его венков сонетов «Преодоление» (Нижний Новгород, издательство «Вертикаль. ХХI век», 2005). Затем были венки сонетов «Песнь Нижегородчине» и «Любовь моя», но именно о первом я писал в статье «Геолог и поэт», которая предисловием открывала первую большую книгу произведений Алексея Марковича. По сути – это было подведение некоего итога, собрание сочинений в одном томе, куда вошло всё то, что было создано Коломийцем, большей частью за то время, что связано с нашим совместным сотрудничеством по изданию литературно-художественного журнала «Вертикаль. ХХI век», в котором поэт был заместителем главного редактора. Книга являлась девятнадцатым выпуском в серии книг «Геология – жизнь моя…», подготовленных Российским геологическим обществом (главный редактор В.П. Орлов).
«Преодоление» – произведение концептуальное. И если два последующих венка сонетов были посвящены определённым темам (любви к Нижнему Новгороду, любви к самому близкому и родному человеку), то первый венок – это осмысление пройденного жизненного пути, своего места в обществе.
«Венок сонетов «Преодоление», – писал я в статье «Геолог и поэт», – сложное по строению произведение, несущее в себе требование соблюдения строгих форм. Совсем немногие поэты на подобный творческий эксперимент отважатся. Алексей Маркович отважился. И надо сказать, его труд увенчался успехом. Так как венок сонетов не только абсолютно точно получился по форме, по своей внешней атрибутике, но и передал главную творческую задачу автора – раскрыл философию его жизненного существования, его общественного служения, его нравственных и духовных поисков».
Постараюсь подтвердить эту свою мысль такой цитатой из произведения.

Я выбираю сложную дорогу!
Быть может, в этом случая вина?
Но вот настало – подводить итоги,
Воспоминаний дрогнула струна:

Был буровик, что по плечу немногим,
Испил я эту чашу всю – до дна,
И вот она, рука Судьбы, видна:
Я – в кресле. Наверху топчу пороги.

Но главное: пусть упрекает кто-то,
Я дорожил всегда своей работой
И тех, кто верит мне, не подведу.

Когда от тяжких бед душа немеет,
Себе твержу: я их преодолею – 
И повторяю – жарко, как в бреду.

Тему поиска поэтом жизненной основы я развил в другой своей статье «Промысел, вера, работа, стихи…» («Православное слово» № 21, 2008 г.), посвящённой 70-летию А.М. Коломийца.
Понятно, что тут я попытался максимально отразить позицию автора по вопросу веры в Бога. То, что для Алексея Марковича это не некое отстранённое понятие, не модное, как это зачастую бывает у современной интеллигенции, желание быть «как все», я знал. Но мне хотелось этим знанием поделиться и с читателями, мне хотелось, чтобы и они столь же пристально посмотрели на творчество поэта и прозаика, обращённое к основе основ нашей жизни. Примеров в произведениях Коломийца, когда он напрямую в своих переживаниях обращается к Богу – множество. И тогда я пересказал один из случаев, что произошёл с нашим автором в далёкой Африке. 
«Особая тема в творчестве Коломийца (внешне для читателя почти закрытая, в стихах проступающая подспудно, не кричаще, без модного ныне выпирания) – это его отношение к вере. Здесь уже иная интонация и в стихах. Особенно это произошло после того, когда во время одной из поездок по Африке автор сорвался в пропасть и буквально чудом остался жив, упав на крошечный выступ, выходящий из скалы несколькими метрами ниже того места, откуда он по неосторожности сорвался. Знаю, Алексей Маркович расценил это, как чудо, свершившееся промыслительно. Итак, Коломиец под таким углом глядя на свою жизнь, вдруг открыл для себя многое. Увидел и множество подтверждений промыслительности происходящего с ним. Потому некоторые из его наблюдений затем и вошли в стихи, осветили их каким-то чистым внутренним светом. Одно из таких стихотворений, первое, что посвятил мне Алексей Маркович, я не удержусь и приведу здесь. 

Открыл глаза. Больничная палата.
Рассветный серый сумрак за окном.
Пока что не освобожденный сном,
Я думаю: какая нынче дата?
Декабрь. Двадцать шестое? Да, среда.
Почто я здесь, и что со мной случилось –
Лихое что-то против ополчилось,
Или нагрянула негодница беда?!
Морозный ветер, наглый, злой и дошлый,
Сгибает ветки голые дерев,
А я, себя молитвою согрев,
Вдруг начинаю вспоминать о прошлом.
Ярки воспоминанья и свежи…
Нет, не хочу иной – получше – доли…
А за грудиной тянущие боли
Напоминают мне, что надо жить.
Ах, как по совести бы жить, да по уму!
Зачем, скажите, и к какому сроку,
Как гусеницу, душу прячем в кокон,
Её не открывая никому?
Вопросов тех – за жизнь – не одолеть.
… А, может быть, душа, на самом деле,
Растет и зреет в нашем бренном теле,
Чтоб бабочкою к Господу взлететь?

Стихотворение это взято мной из сборника «Моим друзьям…». Думаю понятно, почему я им так особенно дорожу».
 Позже сам Коломиец об этом происшествии написал автобиографический рассказ «Провидение», который был опубликован в журнале «Вертикаль. ХХI век», № 49, 2016 г. Произведение завершается так:
«Всё, что произошло дальше, было полной неожиданностью. Камень, на который я опирался спиной, наклоняясь над ущельем, вывалился, и я с ужасом почувствовал, что падаю вниз, в провал. В это мгновение я понял, что погибаю. Время как будто на миг остановилось. Стремительно перед глазами пронеслись прожитая жизнь, дорогие мне жена, дети и внуки, моя работа, невыполненность важных дел и обязательств. И – как мощный всплеск: «Господи! Помоги!! Не дай погибнуть!»
Я почувствовал, как какая-то могучая сила развернула меня в воздухе (а падал я головою вниз), мгновение, удар… Я лежу на правом боку, лицом упираясь в скальную стену. Резкая боль в правой коленке. Сломал ногу? Плевать, я же – живой! Правая рука – подо мной, левой, на которой висит разбитый фотоаппарат, начинаю осторожно ощупывать у себя за спиной. Пустота, ничего нет. Слегка приподнимаюсь и поворачиваю голову налево, ничего не вижу, кроме нависающего надо мной обрыва. Левой ногой постукиваю – определить, на чём лежу – какая-то плоскость! Хорошо. Начинаю осторожно приподнимать туловище – вижу небольшой уступ шириной сантиметров сорок, на котором я и лежу. Медленно аккуратно встаю. – Вниз – не смотреть! Карниз, на котором оказался, тянется влево. Несмотря на боль в ноге, сантиметр за сантиметром двигаюсь по нему. Вскоре он разворачивается ввысь и направо под уклоном. До верхнего края ущелья, похоже, метра четыре.
Минут через пятнадцать я наверху и начинаю приводить свои мысли и чувства в порядок. Они обострены до предела. «Что же со мной случилось?!» Вдруг ясно  понимаю – Провидение Божье! Спасён Волею Высших Сил! Мысленная, отчаянная молитва моя была услышана! Я лёг на край пропасти и заглянул вниз. Карниз, на который меня положило боком, тянулся узенькой полоской над глубоким провалом – только чудо могло меня переместить туда! Только чудо!»
И уж раз мы заговорили об автобиографическом, то здесь будет уместно привести текст нашей беседы с А.М. Коломийцем, опубликованный в столичной газете «Российские недра» (№ 19-20, 2008 г). Но прежде напомню – у А.М. Коломийца за плечами громадный жизненный и производственный опыт, многие десятилетия он руководил ФГПУ «Волгагеология», доктор технических наук, действительный член ряда российских и международных академий, автор семи монографий и более ста научных работ. Труд Алексея Марковича по достоинству оценён Правительством страны. Его наградили орденами «За заслуги перед Отечеством 4-й степени», «Трудового Красного Знамени», «Знак Почёта», присвоили звание «Заслуженный геолог РФ». За своё творчество он был принят в члены Союза писателей России, автор шестнадцати книг.
А теперь текст нашей беседы.
«– Алексей Маркович, не одну, а несколько жизней надо прожить, чтобы все эти события вобрать в себя. Возможно, судьба к вам была особо благосклонна, и удача непременно сопутствовала в дела?
– Не знаю, я об этом не задумывался. Мне кажется, моя жизнь сродни многим в моём поколении. Родился в Приморском крае, в семье кадрового офицера-пограничника. Затем Карелия, война с Финляндией и Вторая мировая война, ленинградская зима 1941-42 гг., эвакуация в Костромскую область. Конечно, нищета, голод, но и невероятное благородство и доброта простых русских людей, делившихся с нами тем, чего и самим им недоставало. После войны – окончательный переезд семьи на Украину в город Ужгород. Отец был демобилизован, устроился в поликлинику и в скором времени занял пост главного бухгалтера поликлиник города. Его очень уважали за строгость, честность, прямоту характера. Это был человек просто кристальной правды и справедливости. В Ужгороде и прошло всё моё детство.
– Как я понимаю, именно там вы и решили стать геологом? Не совсем обычный выбор для мальчика из семьи кадрового военного.
– Да, видимо, тут сказалось когда-то нереализованная мечта моей мамы. Она была, в отличие от отца, натурой несколько романтической и постепенно привила мне тягу к путешествиям, к открытиям, поиску неведомого.
Однажды я увидел, как у нас в городе бурили скважину геологи. Руководил ими инженер, окончивший геологоразведочный институт в Москве. Так, я узнал, куда буду поступать после школы. К тому же окончил я её с золотой медалью и имел возможность после собеседования стать студентом любого вуза страны. Вот и собрал я невеликие свои пожитки в видавший виды солдатский вещмешок, в народе называемый «сидором», и один отправился в столицу. Было мне тогда шестнадцать лет. Но самостоятельности – хоть отбавляй.
– Вы помните своих учителей?
– Конечно! Мне кажется, что моё поколение было счастливо наделено хорошими учителями. В нашей мужской школе № 3 Ужгорода, где я учился девять лет, было много замечательных педагогов, которых я благодарно помню всю свою жизнь. Преподаватель русской словесности Галинаская Бэлла Григорьевна – интеллигентнейший человек с великолепной речью и огромной эрудицией. Преподаватель украинской словесности Коваль Григорий Павлович – яркий и темпераментный, ставший впоследствии видным украинским поэтом. Прекрасно помню химика Паламачука Бориса Хрисанфовича, в доходчивой форме, с озорством и шутками преподававшего нам сложный материал. Как мне забыть любимую нами англичанку Лидину Лидию Павловну, математика Богуславского Бориса Григорьевича, преподававшего одновременно и у нас в школе и в университете.
Особо хочу отметить отставного офицера, учителя физкультуры Шаброва Сергея Александровича, который из многих малокровных, немощных и больных послевоенных ребят, в том числе и из меня, воспитал отличных спортсменов. У нас в классе почти все были разрядники. Медведев Александр Иванович – прекрасный азартный историк. Надо всеми – наша «царица», директор школы, страстно за неё болеющая, Гончаренко Ольга Ивановна, наша «мама родная».
Ну, а в институте – целая плеяда мощных педагогов. Конечно, в силу институтской специфики, педагоги не были так близки нам, как в школе. Но нельзя не упомянуть ярчайшие личности – профессоров Воздвиженского Бориса Ивановича, Куличихина Николая Ивановича, Спиридона Архиповича Волкова, доцентов Лощилина Константина Никандровича, Верчебу Александра Осиевича, нынешних профессоров МГРИ, ставших моими друзьями – учитель, наставник Башкатов Дмитрий Николаевич, Калинин Анатолий Георгиевич. Все они много дали мне и в профессиональном, и в человеческом плане.
– Институт, конечно же, как и школу, закончили на «отлично», с красным дипломом?
– И да, и нет. О том, что я имел право получить красный диплом, я узнал значительно позднее после окончания института. Мне объяснили, что мои 23 процента хороших отметок, при 77 процентов отличных, давали мне право на красный диплом. Но этими вопросами занимался деканат, а в момент окончания института у меня, как у одного из комсомольских лидеров, были серьёзные трения с деканатом. Дело в том, что трёх посредственных студентов (но имеющих высокопоставленных пап), деканат направлял в Специальное конструкторское бюро Мингео СССР, против чего комсомольское собрание протестовало и рекомендовало направить туда трёх лучших студентов. На что декан сказал мне: «Ты сам туда хочешь, потому бучу и затеял». А я ответил: «Нет, коль так, то я поеду по последней оставшейся путёвке».
Так, трое лучших выпускников попали в СКБ, а я – в город Горький и без красного диплома, о чём я нисколько не жалею. А вот то, что судьба занесла меня в Нижегородский край и Поволжье, я её благодарю бесконечно.
– Ну, Горьковская область для геолога всё-таки «не подарок» – невесть какая богатая геологическая провинция. Небось, заскучали? Ведь наверняка хотелось романтики, открытия великих месторождений?
– Тут с вами не соглашусь. Хотя – поначалу я так и думал. Ведь по тем временам Русская платформа считалась монолитным малоинтересным, с геологической точки зрения, образованием. Сейчас мы хорошо представляем, что это активно живущая в геологическом плане провинция с массой остро необходимых государству полезных ископаемых. Нефть и газ, соли и рудные россыпи, огромный спектр нерудного сырья и подземные воды, да чего только здесь нет. И всё это – закрытая территория, познавать которую можно лишь дистанционными методами и буровыми скважинами, сооружать которые приходится в весьма сложных условиях. Поэтому нами и были разработаны специальные промывочные растворы для бурения на соли, полимерные безглинистые растворы для вскрытия водоносных горизонтов в песчано-гравийных коллекторах, созданы модули и технологии для бурения скважин с ГЖС в породах перемежающейся крепости, сконструированы и успешно использованы специальные эжекторные колонковые снаряды, колонковые шнеки, шнеко-колонковые снаряды, специальные глино-цемент-полимерные тампонажные смеси, водоструйные насосы, скважинные испытатели пластов и многое другое. Поволжье – благодатный район для творчества геологов и буровиков.
– Всё, о чём вы сейчас, Алексей Маркович, так интересно рассказали, было бы невозможно открыть, сделать без труда ваших коллег? Задаю этот вопрос потому, что много читал и в ваших стихах, и в прозе строк, посвящённых братьям-гелогам разных поколений.
– Я сегодня много раз говорил о том, что мне в жизни везло. Я встретил в Поволжье много замечательных людей, ставших или моими учителями, или друзьями – и среди геологов, и среди буровиков. Нет никакой возможности перечислить их всех здесь. Их сотни. И всем им я низко кланяюсь. Я благодарен также судьбе за блестящий парад выдающихся геологов и замечательных людей – моих друзей по Ассоциации геологов-съёмщиков России. Понятное дело, что им посвящены сотни моих стихотворений в уже изданных книгах и ещё подготавливаемых к изданию.
– Стихи об этих замечательных людях начали писать под воздействием «геологической романтики»?
– Вообще-то, тяга к поэзии жила во мне с детских лет, но реализовалась она, по настоянию и с помощью друзей, уже в зрелые годы, когда мне было за 50 лет».
Из воспоминаний детства я бы особенно обратил внимание читателей на упоминание Коломийцем имени Григория Павловича Коваля, потому что это как бы протягивает нить к другой творческой стезе Алексея Марковича – переводам стихов с украинского языка на русский. В первом ряду тут стоят произведения Тараса Шевченко «Завещание», «Судьба», «Пророк». Но уже тогда Коломиец примеряется и к стихам Григория Коваля, переводит семь его произведений, которые в итоге послужат тому, что окажется переведённой целая книга этого поэта. Алексей Маркович назовёт её «Созвездие доброты», в неё войдут стихи из восьми книг Григория Коваля, вышедших на Украине в течение 1955 – 1984 годов. 
Но тут я невольно опередил события, потому что прежде увидели свет другие книги переводов нашего автора. Это «Пастушья флейта» (Нижний Новгород, издательство «Вертикаль. ХХI век», 2013 г.) – избранная лирика Роберта Бернса и «Строки обагрённые кровью» (Славянское единство – путь Великой Победы) (Нижний Новгород, издательство «Вертикаль. ХХI век», 2015 г.). Первая книга – на мой взгляд, абсолютная, полная удача Коломийца. Вторая, подготовленная к изданию совместно с нижегородским поэтом Николаем Тихоновым, вобрала в себя переводы с украинского стихов, посвящённых борьбе советского народа с фашистской Германией. И тут дарование поэта открылось в полной мере. Произведения более сорока авторов представил в этой книге Алексей Маркович.
Был и ещё один переводческий опыт у Алексея Коломийца. Это стихов классика дагестанской литературы Сулеймана Стальского. В книге «Дагестанские мотивы» (Нижний Новгород, издательство «Вертикаль. ХХI век», 2015 г.) их перевод осуществили поэты Андрей Тремасов и Николай Тихонов, но общая редактура книги произведена именно Коломийцем.
Думаю, что особого разговора заслуживают публицистические произведения А.М. Коломийца. Если в циклах автобиографических коротких рассказов «Алькины истории», «Алькина война», «Варенька» много лиризма (да это и понятно – детские годы иначе, как с лаской и любовью нами не воспринимаются), то цикл статей и очерков под общим названием «Русские вопросы» довольно суров как в оценках автором окружающего мира, так и самого себя. Это, если угодно, несёт в себе начало публичной исповеди. Да, собственно, названия произведений говорят сами за себя: «Что же такое любовь?», «За что мне?», «Вина», «Обретение», «Уважай людей», «Кто-то должен»… На сегодня эта тема завершена автором яркой, полемичной, пронизанной острым чувством гражданственности статьёй «Беречь русское слово. Записки неравнодушного» (журнал «Вертикаль. ХХI век» № 39, 2013 г.).  Эта статья – своего рода авторский манифест.
«…Первое слово воспитания народа всегда принадлежало истинной интеллигенции, на неё главная ставка под эгидой и при систематической поддержке властей. Только тогда начнёт восстанавливаться духовное облако нашего многонационального народа, будут приняты на веру и запущены в дело чистые нравственные критерии – общечеловеческие, религиозные – православные, исламские и других официальных конфессий, проповедующих ЛЮБОВЬ, а затем и все другие светлые человеческие качества! Только тогда будет создана почва для ускоренного, эффективного, заинтересованного возрождения России во всех аспектах её жизни: нравственной, политической, культурной, экономической».
После этой работы последовал целый цикл статей, посвящённый русской поэзии, творчеству замечательных её представителей, таких как Павел Васильев, Геннадий Шпаликов, Александр Люкин и других неправедно подзабытых большинством читателей. 
Заканчивая заметки о творческом и жизненном пути своего коллеги по литературному и издательскому труду, о своём близком друге, я вместо точки приведу ещё одно из его стихотворений.

Для «возгоранья» много нам не надо – 
Глаза в глаза; простой, нехитрый стол.
И не нужны лукавство и бравада,
Ведь искренность вступает на престол.
О пошлости и лицемерье света,
О сокровенных корнях чистоты
Мы говорим, вдвоём ища ответы
Вопросам мудрости и вздорной суеты.
Вот мы возносимся в небесные высоты,
Где властвует Верховный судия…
И душ взволнованных высокие полёты
Нам открывают радость бытия.

У меня полное ощущение, что творческий путь Алексея Коломийца только на подъёме, и значит, мы ещё станем свидетелями его новых литературных достижений.

Валерий СДОБНЯКОВ
Секретарь Союза писателей России, председатель Нижегородской областной организации Союза писателей России, главный редактор журнала «Вертикаль. ХХI век» 

Нижний Новгород
Сентябрь, 2018 г.