Валерий Сдобняков. ЗА ТАЙНОЙ ГРАНЬЮ
(январь, 2018). Окончание 

Журнал «Вертикаль. ХХI век» № 61, 2019 г.

Валерий Сдобняков. Фото Сергея Шестака

Сдобняков Валерий Викторович. Родился в 1957 г. в Красноярском крае. Создатель и главный редактор журнала «Вертикаль. ХХI век». Секретарь Союза писателей России. Председатель Нижегородской областной организации Союза писателей России. Лауреат многих всероссийских и международных литературных премий. Награждён государственной наградой – «Медалью Пушкина», а также Почётной грамотой Нижегородской области и Почётным знаком главы города Нижнего Новгорода. Автор тридцати книг прозы, публицистики, критики. Живёт в Нижнем Новгороде.


ТЛЕНИЕ НЕ НАСЛЕДУЕТ НЕТЛЕНИЯ
2018 год


13 января 
Сколько уже раз убеждал себя — нужно прекращать писать (по просьбам, которым нет конца) все эти предисловия к книгам, рецензии и статьи, тексты к юбилеям. Но вот Лукин просит откликнуться на выход пяти томов их антологии поэзии «Война и Мир», и как тут Борису откажешь — дело-то они «со товарищи» сделали огромное. «Литературная газета» дала согласие напечатать подготовленный об антологии материал (хотя, конечно, это уже совсем не та газета, к которой я привык — и по размеру печатной площади, и по формату и, главное, по сотрудничающими с редакцией авторами), и вот сижу, сочиняю.
Около 1200 авторов представлены кто одним, кто несколькими стихотворениями. Но сколько боли и страдания. Это всё люди, родившиеся до 1927 года, сполна хлебнувшие военного лихолетья. Это какой-то коллективный плач, замешанный на мужестве, воле, стойкости. От этого чувства и осознания скорбь только глубже, трагичнее. Господи, сколько же страданий выпало на долю нашего народа, справился ли бы кто ещё в мире со всем этим?
В томах имена классиков соседствуют с беззвёздными авторами, выпускавшими свои сборнички стихов в захудалых, трусливых провинциальных издательствах. Но вот они все вместе соединились в один голос — и это потрясает душу.
У антологии есть подзаголовок: «Великая Отечественная война (1941-1945) в русской поэзии ХХ-ХХI вв.». Ну, до ХХI века ещё надо дойти. Вроде бы свёрстаны уже все 10 томов, но средств для печати хватило пока только на половину. А вот насчёт «русской поэзии» — это и правильно, и хорошо. В книгах произведения поэтов разных национальностей, но и они составляют часть именно русской поэзии. И не только потому, что переведены на русский язык. Главное — они воспитаны осознавать произошедшее именно русской литературой. Хотя это не исключает и национальных традиций, национальных особенностей, колорита… Дух, основу великой традиции изжить невозможно.
В завершении необходимо будет отметить ещё два момента: очень хорошо, что об авторах приводятся биографические справки (почти все с фотографиями); оплачено издание, конечно же, не государством, а бизнесменом и поэтом Дмитрием Мизгулиным.
И ещё: и патриоты, и демократы (перестроечного периода) теперь вместе под одной обложкой. Как мелки кажутся споры и раздоры прошлых лет.

14 января 
Целый день за компьютером. Николай Викторович Офитов дал набор своих рассказов. Это художественной прозой переданные воспоминания военного и послевоенного детства, жизни в родной деревне, о матери, природе. Неравнодушные, добрые воспоминания, и я рад, что они наконец-то обретают форму книги. Но набирать тексты на компьютере (чисто, аккуратно) Николай пока не умеет. И вот, сводя всё в один файл, убирая из текстов всякую грязь, приводя их в порядок, исправляя ошибки, опечатки, тире, я и потратил семь часов непрерывной работы. Зато увидел, что книга получилась… Сегодня же всё отправил на вёрстку.
Вечером спектакль «Наш городок» в театре драмы. Пьеса Т.Уайлдера. Постановка Линаса Мариюса Зайкаускаса (г. Паневежис, Литва). Драматург так говорил о своей пьесе (знаменитой, как мне сказали): «Это простая пьеса, в которой присутствуют все сложные темы: и это сложнейшая пьеса, где я с любовью рассказываю о простейших вещах на свете». Сказано несколько вычурно, не без рисовки, но по сути верно.
Тихий захолустный американский городок самого начала ХХ века. Все друг друга знают. Неспешная жизнь. Начинается действие с того, что «у поляков рождается двойня». Об этом сообщает доктор. Молочник привозит молоко. Дети уходят в школу. Соседки говорят о домашних делах. Их дети (девушка и парень) начинают влюбляться друг в друга…
Всё показано как бы нарочито тягуче, без спешки, усыпляюще. Я так спокойно смотрел спектакль, потому что невольно был подготовлен к его восприятию книгой «На Ключищинском косогоре» Н.В. Офитова. Так всё сошлось. Хотя они о разном, но в высшем смысле об одном и том же — рождении, продолжении жизни (любви, свадьбе, буднях, наполненных всякими бытовыми мелочами), смерти. Круг всегда замыкается одинаково.
И у Офитова, и у Уайлдера найдена своя правильная повествовательная интонация, естественная для той среды, о которой они рассказывают.
Потому я и не принял финальную сцену спектакля о загробной жизни (хотя сделана она интересно, с выдумкой), в ней именно эта естественность интонации нарушена, применён, как мне показалось, театральный штамп с криком, истериками, пощёчинами. (Умершая девушка на день возвращается в живую жизнь — возвращается её невидимая душа — в своё детство, и понимает, как неправильно, мелочно всё было, как неправильно люди живут.)
Сколько уже говорено-переговорено, что живём мы не так, как надо бы. Большинство из тех, кто задумывался над этим вопросом, согласится — да, не так. А как нужно (и возможно) жить, чтобы было так, чтобы правильно распорядиться этим данным нам чудом?
Правильных, скороспешных ответов много, и в то же время нет ни одного. И в этом огромная загадка человеческой жизни — для чего она даётся?

15 января 
Таня разместила на своей странице в «Фейсбук» сообщение с фотографией обложки 44-го номера «Вертикали. ХХI век»:
Дорогие друзья!
Я бы хотела познакомить Вас с творчеством своего папы Сдобнякова Валерия Викторовича — прозаика, публициста, главного редактора литературно-художественного журнала «Вертикаль. XXI век», председателя Нижегородской областной организации Союза писателей России.
Папа начал писать в юном возрасте, он много путешествовал по бывшим республикам СССР, в 1994 году по рекомендации писателей В. Г. Распутина, С. И. Шуртакова, С. А. Иванова принят в члены Союза писателей России. Папа награжден многими международными и всероссийскими наградами и премиями, в частности международной премией им. М.А. Шолохова, всероссийскими премиями. В 2011 году Указом Президента РФ папа награжден Медалью Пушкина. В настоящее время папа также ведет новый информационный ресурс о литературной жизни в России: http://soyuzpisateleinn.blogspot.ru/
Будет приятно, если Вы найдете время почитать.

И вот мой блог начали посещать люди из разных стран. Больше всего из Норвегии (сотни посещений), но есть и из Украины (тоже среди лидеров), Польши, Франции, Германии, Великобритании, Прибалтики, США, Испании. Заходят из Венгрии, Чехии, Швейцарии, Вьетнама, Перу… Как всё это удивительно, необычно. Потому заполняю своё новое электронное издание всё большим количеством текстов. В основном — мои статьи, беседы, статьи и стихи авторов журнала, предисловия к изданным мною книгам и прочее.

18 января 
Ходил по пустынным залам выставки Кима Шихова. Все, кто собрался послушать о том, как готовилась к выпуску книга к 85-летию художника, остались в первом большом зале, куда принесли стулья, а я спокойно рассматривал пейзажи и особенно портреты Юрия Адрианова, Бориса Пильника, картину «В одиночестве», и находил удивительные, неслучайные, но ранее мною не замечаемые детали. А ведь как на полотнах всё продумано, без случайностей, и всё-таки никакой искусственности не ощущается — всё естественно, органично и в подборе книг на стеллаже за спиной Бориса Ефремовича, и в расстановке фотографий и портрета Юрия Андреевича (и сам он уже среди этих портретов — в прошлом, в вечности).
И удивительно, как легко, хорошо душе среди картин Шихова.
Вот об этом обо всём я и говорил, когда Ким Иванович попросил высказаться. Упомянул и о его щедрости (ни один приведённыймною к нему в мастерскую гость не ушёл без подаренного, хорошо оформленного этюда), но и твёрдости, даже жёсткости характера. Этот характер помог художнику преодолеть все испытания, что выпали на его долю — непонимание его замыслов, предательства коллег (об этом ещё на выставке мне говорил Вячеслав Грачёв).
Сам Ким оценивает свои способности трезво:
— Я человек, хорошо знающий ремесло.
Мне к этому всегда хочется добавить — и мыслящий, ищущий, жаждущий новых встреч, знакомств с новыми людьми. Вот и Квачам, как сказала Наталья Викторовна, путешествие на Соловки оплатил Шихов.
Единственное (и это не в первый раз) я пожалел, что мой портрет для города потерян. А ведь какая хорошая, красивая работа. Вот и Николай Переяслов, разместив репродукцию картины на своей странице в «Фейсбук», написал:
Мой друг — Валерий Викторович Сдобняков, поэт, прозаик, издатель журнала "Вертикаль, XXI век", руководитель нижегородской писательской организации Союза писателей России. Знаком с ним уже порядка двадцати 
лет, часто с ним встречался в Москве, но был несколько раз и в Нижнем Новгороде — и с писательской делегацией, и однажды с женой и дочкой на отдыхе там, на одной из пригородных турбаз. Валерий и сам любит природу, о чём свидетельствует приводимая ниже картина. Замечательное полотно, я просто не могу его не показать всем моим друзьям, вот оно:
https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1606188076086665&set=a.184547441584076.36481.100000864645423&type=3

21 января 
Ходили с Ириной гулять к Мещерскому озеру. На морозе снег пушист, невесом. Ветер его гонит у земли, поднимает и швыряет в лицо.
Вернувшись домой, пообедали (выпил рюмку коньяка). Ушёл в комнату, что окнами выходит на Оку, на Стрелку. Ветер воет в щелях балконной рамы, тревожно раскачивает голые ветви тополей за её стёклами.
Не понимаю, отчего на душе и сладко, и тревожно одновременно. Захотелось лечь, закутаться в плед и уснуть. Лёг… и нахлынули далёкие воспоминания. Как стоял на закате на строительных лесах у задней стены строящегося дачного дома. Один (отец с рабочими ушли в тепло), смотрел, как ветер гонит снежную позёмку по льду Линды и за ней — в дикое поле. Как он свистит в ветвях прибрежной ольхи. И чувство абсолютного одиночества в сердце. Будто нет никого на всём свете — и вот этот ветер, белеющая в сумерках безжизненная даль, а больше ничего. Только чувство глубокого сиротства где-то внутри себя — неприкаянности, брошенности. Казалось бы, можно уйти в дом, к людям. Я даже подумал об этом, но в тот же миг ощутил, как сладостно для меня это одиночество.
А вчера после того, как послушал у нас в Союзе (фестиваль «Святки на Рождественской») пение хора Духовного православного женского училища, идя домой через мост, испытал что-то похожее на то давнее чувство. Несколько раз останавливался и смотрел на замёрзшую Оку. Ближе к берегам лёд торосистый, изломанный, помятый, а главное русло ещё черно, под непрочным льдом вода живая, но белые перемёты уже эту замёрзшую черноту расчертили. Красиво там, внизу. Но какой-то жутковатостью веет от этой красоты — только представишь себя одинокого на этом непрочном льду — и холодеет сердце.
Значит, вот уже сорок лет это чувство неизменно живёт во мне. Для чего-то живёт. Как некое напоминание о главном… Но что же из себя представляет это главное, я и в этот раз не понял. Уснул.

24 — 27 января  Москва
Не откладывая (только завёз сумку с книгами и журналами Н.В. Офитову), отправился с Николаем в редакцию «Нашего современника». По пути в метро повидался со Строкиным. Анатолий Андреевич меня и с поезда встретил на Курском вокзале, передал текст сборника стихов, который хочет издать в «Вертикали. ХХI век». О своих пожеланиях он говорит несколько сумбурно, торопливо, но главную идею предстоящей книги я понял. Долгонько мы воочию не виделись, и я рад этому общению, хотя и много скорбного приходится вспоминать. У Анатолия ушла из жизни дочь, и в воспоминаниях о ней он корит себя за что-то. Да ведь и все мы себя корим, потому что иначе всё видим и оцениваем по завершению.
В редакции обменялись с Казинцевым журналами, обговорил я с Александром Ивановичем все интересующие меня вопросы.
Уже вечером, после ужина, утащил Николая походить со мной по центру города. В телевезионных передачах праздничная столица уж совсем сказочно хороша. В действительности всё оказалось скромнее, формальнее, а холодный ветер довольно скоро вновь нас загнал в метро. А я ещё и переживал — не заморозил ли спутника. Но ничего — обошлось.
25.01. Со вчерашнего вечера Николай засел за вычитку своей книги рассказов «На Ключищинском косогоре» (распечатку вёрстки я привёз с собой с пожеланием, чтобы, пока я здесь, он всё проверил), продолжил этим заниматься и сегодняшним ранним утром. А я проснулся, когда солнышко уже светило в окно. Подумал — морозно на улице.
Так и оказалось. Да это хорошо — повёз свои книги в Российскую книжную палату. Кажется, впервые ехал в московском трамвае — от дома Офитова до ВДНХ. Вагон большущий, новый, состоящий из двух или даже трёх секций, но холодный и для пассажиров не совсем удобный (из-за расположения пассажирских кресел в салоне). Хотя я всё время читал в «Нашем современнике» (№ 1, 2016) роман-биографию «Вечная весна». Это Сергей Шаргунов о Валентине Катаеве написал. Мне всегда было интересно творчество Валентина Петровича, много всего сплетничали о его жизни. Это действительно необыкновенный писатель, опубликовавший ближе к концу жизни два романа («Алмазный мой венец» и «Уже написан Вертер»), в которых много всего биографического зашифровал.
Я помню Катаевскую фотографию, на которой видно, как небрежно приколота на пиджаке звезда «Героя Социалистического Труда» (так дети значки на рубашки прикрепляют). И было во всём облике писателя нечто ехидно-насмешливое, мол, «я для вас кое-что приготовил, ещё вспомните меня». Вот Шаргунов и вспоминает… Ну, не вспоминает (молодой совсем), а восстанавливает по архивам, библиотечным подшивкам дореволюционных газет Одессы, встречаясь с разными людьми.
Всё-таки Катаев числился в крыле демократических, вольных советских писателей. Но в дореволюционной молодости сотрудничал с черносотенскими организациями, воевал (и был ранен) во время Первой мировой войны и вообще оставил за собой непростой, запутанный след.
Покружив (до этого книгу привозил на машине) в районе метро «ВДНХ», всё-таки вышли с Николаем к нужному зданию, сдали «Память сердца» и «Вертикаль Валерия Сдобнякова». Пятнадцать минут ходьбы от метро до Российской Книжной палаты на Звёздном бульваре.
Во второй половине дня — в Российской государственной библиотеке. В отдел комплектования передали те же книги (только с автографами), прибавив к ним № 52 «Вертикали. ХХI век» и «Оду русскому слову» С.И. Шуртакова. Зашли и в библиотеку. Уточнил в отделе периодики (в компьютере) наличие моего журнала. Все номера есть, кроме (почему-то) 50-го выпуска. Договорились с Николаем, что он его занесёт.
Сразу в метро идти не захотелось. Предложил Николаю Викторовичу пройти через Александровский сад. Заодно посмотреть воссозданный памятник Александру I у Кремлёвской стены. Монументальное сооружение (сохранены атрибуты ХIХ века), не без помпезности, но можно ли было иначе отдать дань памяти государю, чьи войска одолели «непобедимого Наполеона» и тем самым принесли славу русскому оружию. Нет, это достойный памятник не только человеку, но и отечественной истории.
26.01. Немного посомневавшись, всё-таки поехал в Синодальную библиотеку РПЦ. Чего же на Офитова перекладывать свои заботы, когда есть возможность их самому выполнить.
От метро «Воробьёвы горы» почти в одиночестве шёл по заснеженной Андреевской набережной Москвы-реки. Наблюдал за движением по течению немногих льдин, да за вольной жизнью никуда не улетевших уток. Сытно им тут, обжились, забрасывают клювом на себя студёную воду, и она жемчужинками скатывается по перьям.
Русские мужики режут пилами гранит, ремонтируют подход к реке. Таджики лениво убирают нападавший за ночь снег. Одинокая бегунья сосредоточенно пробежала в сторону моста. И всё равно — после сутолоки центральных улиц тут ощущаешь пустынность одиночества.
Передав всё то же в библиотеку, не задерживаясь, ушёл из монастыря. Сегодня ещё нужно попасть на заседание Нижегородского землячества.
Вчера в интернете случайно увидел, что моя статья «Собор поэтической памяти Великой Победы» (об антологии «Война и Мир») в «Литературной газете» опубликована. Решил по дороге в киоске этот номер купить. Но увидел, что продавщица положила голову на руки, опёрлась на прилавок и спит. Пожалел тревожить, прошёл мимо, подумав: «Веселилась, наверное, допоздна в компании. Теперь никак не может прийти в себя. Тяжело».
Но вот с Николаем идём к метро, а картина та же. Офитов стучит в стекло. Девушка встрепенулась, открыла окошечко — и такое у неё светлое, чистое, интеллигентное личико, что я устыдился прежних своих догадок. «Может, с ребёночком всю ночь мучилась — молодая мама. Денег не хватает, вот и подрабатывает продавцом газет, а я — гулянки, похмелье…»
«Союз женщин в России» занимает большой старинный особняк в центре Москвы на Глинищевском переулке, 6. В этом доме бывал А.С. Пушкин. Об этом говорит большой бронзовый барельеф на фасаде. Внутри здания следы былого советского величия — портреты женщин, руководивших Союзом в прежние годы, в том числе космонавта Валентины Терешковой, залы с круглым столом для встреч и приёма делегаций и прочее.
О книге «Ода русскому слову» говорили хорошо, вспоминали С.И. Шуртакова. Затем перешли на другие темы — Землячество предпринимает какие-то действия, чтобы теплоход «Максим Горький», который сейчас хочет купить Азербайджан, остался в России и в качестве музея был переправлен в Нижний Новгород. В.А. Карпочев тут ведёт активную работу. Как я понял, задействован наш Сормовский завод.
Возвращаясь к изданию книг, Виктор Александрович вновь обратился ко мне:
— Нам с вами предстоит ещё одно дело — издать текст, подготовленный Р.И. Чарыковым.
Вернулся к Офитову. Николай дочитывает вёрстку.
Поздно вновь отправился на прогулку (застолье, организованное землячеством, немного утомило, хотелось проветриться) — доехал до Красной площади, прошёлся по Кузнецкому Мосту, Тверской. Холодно и неуютно в Москве. Покружил в переулках Лубянской площади.
Возвращаясь, в вагоне метро обратил внимание на молодую пару, сидящую на сиденье напротив. Парень, похоже, южной национальности. Девушка наша, русская, тёмные круги под глазами. И идёт от неё ощущение жизненной неустроенности, какого-то разрушения. Попеременно пьют кока-колу из пластиковой бутылки. Уж не в наркотиках ли тут дело. И такая жалость в моём сердце к этой девчушке — только подумал о её родителях, о ней самой. Как легко всё губится, теряется в нашей жизни.
А пока шёл к дому, увидел совсем другую пару. Девушка несколько впереди меня, парень ей навстречу. Высокие, красивые, интеллигентные. Обнялись и поцеловались радостно. Видно, что он истомился. Пока я их не обогнал, парень вновь останавливал девушку, целовал. Она отвечала на ласки, но в её движениях ощущалась и некоторая неготовность к ним. А в парне, я это видел, бушевала неудовлетворённая страсть. Истомившаяся, ищущая выхода. Я уверен — сейчас придут к нему, и не выдержав, первое, что он сделает, это овладеет этой девушкой. (Знаю всё это по себе. Себя вижу в этом парне.) И нет в этом ничего дурного. Это любовь, это великий природный инстинкт.
27.01. Давно собирался проехать по новому большому кольцу. Поезд у меня вечером, время есть.
На электричке от «Измайловской» по полному кругу — ровно полтора часа. В «Ласточке», конечно, удобно, но и скучновато. Маршрут в основном проходит мимо строек, промышленных зон, по задворкам «Ботанического сада». Все рекламные призывы использовать этот маршрут в качестве экскурсии пока не состоятельны. Но впечатляет объём работ, выполненный за короткий срок — восстановленные железнодорожные пути и мосты, построены и оборудованы корпуса станций, большие надземные переходы к станциям метро. И всё это завязано в одну систему. Удобно.

28 января
Мюрисеп с оркестром Кузнецова читает «Вия». Удивительное сочетание музыки и выбранных фрагментов текста. В зале киноцентра «Рекорд» довольно прохладно, но действо так захватывает, что обо всём забываешь. Александр Васильевич интонацией, голосом погружает зрителей в мистический мир, созданный Гоголем, и от этого жутковато, но и притягательно-сладостно одновременно. Это чувство сродни прикосновению к «запретному плоду». И страшновато переступить через нечто, через какую-то черту, и одновременно нестерпимо любопытно узнать — а что же за ней.
Второй раз слушал это выступление (правда, до этого в другом зале), а ощущение — будто впервые.
Удивительно образна и красива проза Николая Васильевича.