Валерий Сдобняков. ЗА ТАЙНОЙ ГРАНЬЮ
(февраль, 2018). 

Журнал «Вертикаль. ХХI век» № 61, 2019 г.

На фотографии: Валерий Сдобняков


Сдобняков Валерий Викторович. Родился в 1957 г. в Красноярском крае. Создатель и главный редактор журнала «Вертикаль. ХХI век». Секретарь Союза писателей России. Председатель Нижегородской областной организации Союза писателей России. Лауреат многих всероссийских и международных литературных премий. Награждён государственной наградой – «Медалью Пушкина», а также Почётной грамотой Нижегородской области и Почётным знаком главы города Нижнего Новгорода. Автор тридцати книг прозы, публицистики, критики. Живёт в Нижнем Новгороде.


ТЛЕНИЕ НЕ НАСЛЕДУЕТ НЕТЛЕНИЯ
2018 год


7 февраля 
Нижегородский государственный академический театр драмы имени М. Горького отмечает 220-летие бенефисом. Представление (капустник) готовил Сергей Блохин. И ему удалось создать (в определённой части) довольно оригинальные куски в действии с юмором, энергичные, так что все остались довольны — артисты сыгранным, зрители увиденным. А.В. Мюрисеп подготовил исторический сюжет, связанный с давним прошлым театра, и эта сцена оказалась наиболее внятной, законченной, выверенной. Наиболее уморительный кусок (тут блистал Блохин) — «Суфлёр». Совершенно неудавшийся, скучный — посвящённый театральным приметам (его вёл Фирсов). Видимо, стоило бы несколько сократить вокальные номера и танцевальные — цитаты из спектакля «Бесплодные усилия любви». А то иногда уж и забывать начинаешь, чему посвящён бенефис — большой дате театра или молодому девичьему танцевально-эротическому коллективу. Из двух монологов Котова хватило бы одного. Второй к образу философа-поэта-мечтателя уже ничего не добавил. Вся эта строгость (будь она применена постановщиком) сделала бы действие более энергичным и менее продолжительным. Так мне кажется.

9 — 10 февраля  Большое Болдино
Ким Шихов позвал в компанию с Квачами поехать на открытие его выставки. Не решился отказаться, хотя, как потом выяснил (в дороге), это можно было сделать — замену бы нашли.
В местную картинную галерею перевезли (с небольшими заменами) юбилейную выставку Кима Ивановича из нашего Выставочного комплекса. Но новое размещение экспозиции и читалось, воспринималось как-то по- иному. Этим занималась Наталья Викторовна Квач.
Подарили мне хозяева довольно большой каталог галереи — более двухсот страниц. Как оказалось — и его, и альбом-справочник к юбилею Союза художников, и альманахи Союза — всё готовили Квачи. Вообще я рад, что познакомился с этой парой. Сергей Иванович, как мне стало ясно из разговоров, больше занимается архитектурой, организаторской работой. Издательская деятельность — это лишь одно из направлений их трудов.
В гостиничном номере (нас поселили с Шиховым), листая перед сном альбомчик «Болдино в сердце и на холсте» (всё собрание галереи, представленное в книге, состоит из даров художников), ахнул, увидев репродукцию акварели Светланы Ивановны Юсовой «Деревня Погореловка» — такая она лёгкая, прозрачная, поэтичная… Потом-то, когда всё возвращался и возвращался к ней, начал находить и какие-то огрехи, что-то потерялось от прежнего впечатления. Но первое впечатление было невероятно сильным.
Кстати, и акварели Евгения Ивановича, написанные в реалистической манере (подаренная мне работа — из этой «болдинской серии») красивы, я бы сказал, живописны. Особенно «Старые деревья в усадьбе» (2005 г.).
Шихов мучился бессонницей (хоть и принял для сна какие-то таблетки), ну и я вместе с ним непонятно как провёл ночь, ворочаясь в кровати с боку на бок.
Утро холодное, морозное. Некоторое время у моих спутников ушло на улаживание мелких хлопот — и в обратный путь. По солнышку, через мостики, под которыми поблёскивают в стремнинах незамёрзшие речушки.

12 февраля 
В Каминном зале Литературного музея заседание комиссии по присуждению областной премии имени А.М. Горького. Заявок немного. По литературе три — но все слишком мелки, не профессиональны. В остальных номинациях что-то выбрали. Но вообще от увиденного осталось ощущение провинциальной убогости, затхлости. Прозвучал и риторический вопрос — почему так мало претендентов по литературе?
Да всё поэтому же. Сначала навручали премии бездарностям, при этом отвергнув действительно талантливые книги, а теперь удивляются, почему порядочные люди не хотят иметь с этой премией никаких дел. Хотя, как сказал министр С.А. Горин, с этого года денежные выплаты по ней увеличились до 50 000 рублей.
Одно хорошо — присудили премию «Степени свободы» А.В. Мюрисепа.

14 — 19 февраля  Москва — Смоленск — Москва
По приезду ещё в метро повстречались с Анатолием Андреевичем Строкиным. Окончательно всё определили по изданию его книги стихов «Петровская тетрадь». Я уж и своё предисловие к ней в интернете выставил.
У Офитова оставил экземпляры «Вертикали. ХХI век» (№ 52) для Российской книжной палаты. Вместе с Николаем Викторовичем и в библиотеку имени Ф.М. Достоевского на Чистые пруды отправились.
Как она хороша, современна, удобна для читателей стала. Большущие, чуть не во всю стену окна разделяют пространство залов библиотеки (их три — главных для читателей) и тротуар улицы, по которой идут прохожие. На улице морозно, бело от снега, а тут, в царстве книги (по всем стенам до потолка стеллажи с ними) тепло, уютно от мягкого света, за большим столом сидит молодёжь с компьютерами.
На вручение премии Ф.М. Достоевского пришли два лауреата (о. В. Чугунов и А.Ю. Убогий) и три зрителя (я, Владимир Щукин и В.П. Смирнов). Но, как мне показалось, отца Владимира это нисколько не смутило. Он установил камеру и с энтузиазмом рассуждал о том, как книги лауреатов теперь, благодаря итальянским издателям, «будут распространяться по всему миру».
Долго говорил (почти прочитал лекцию) Владимир Павлович Смирнов.
После пошли в пивной ресторан отмечать свершившееся событие. Андрей Убогий — врач по профессии — довольно молчалив, в общении приятен.
Разошлись чуть не к полночи. Офитов (не пил и не ел) утомился, меня дожидаючись. Уже на Чистых прудах обогнал нас прихрамывающий Андрей Убогий.
15.02. Уже в метро и по дороге в ЦДЛ начали встречаться наши писатели, спешащие на съезд.
Зарегистрировались и мы с Чугуновым, получили временные удостоверения и мандаты.
Вёл съезд Н.Ф. Иванов. Процедурные вопросы решал энергично, и всё равно времени на них угробили много. Разочаровали меня прения (до обеда, пока я был в зале) — суть их даже не буду пересказывать. Всё сводилось к местно-административным делам. Кого на местах власти поддерживают, кого нет. И никаких творческих, мировоззренческих проблем у «мастеров пера» не возникает.
Только в зале узнал, что по предложению советника по культуре Президента РФ Толстого на должность председателя Союза писателей России выдвигается и кандидатура Сергея Шаргунова. Мне кажется — это разумный вариант. Писатель уже известен, довольно молод, набрался опыта в организационной работе, депутат Государственной Думы (тут важнейший административный ресурс).
Но в итоге кандидатура Шаргунова не прошла. Подавляющее большинство проголосовало за Иванова. Сергея избрали ничего не значащим сопредседателем. Возможно, это для Союза писателей упущенный важнейший шанс.
На коляске ввозили, увозили и вновь ввозили за стол президиума В.Н. Ганичева. Ну, что тут скажешь — время, невесёлое это всё зрелище. В своём слове (тихом, с трудом различимы отдельные фразы) Валерий Николаевич несколько раз повторил: «укатали сивку горки» и «мы ещё поработаем». Руки при этом трясутся, подпрыгивая над столом.
С необъяснимой скукой в сердце отправился я в Смоленск. В чём тут дело — не знаю. Когда позвонил отец Евгений Юшков (я сидел в зале ожидания на Белорусском вокзале) — даже он заметил моё подавленное состояние.
— Да, что-то не масленичное у тебя настроение.
Но в поезде потихоньку дурное состояние развеялось, и уже в Смоленске я был искренне рад увидеть встречающего меня Володю Макаренкова.
16.02. Владимир энергичен в своей деятельности, даже кипуч. Пока ездил на вокзал встречать Бориса Лукина, мы с журналистом местного «Радио России» записывали интервью для его передачи. Говорил я довольно откровенно, по многим вопросам наши оценки с ведущим совпадали.
Награждение премией имени Н.И. Рыленкова прошло в Центральной городской библиотеке. Мне и тут пришлось «произносить речь» перед пришедшими старшеклассниками. Но говорил, как сам чувствую, не совсем удачно. А вот Лукин молодец, заставил аудиторию себя слушать. Читал отрывки из моего очерка «Путешествие к мечте», делал свои выводы — в общем, произнёс конспект готовой статьи. После ещё успел и о своей антологии рассказать, тома которой привёз для библиотеки.
Культурное же сообщество города эта акция почти не заинтересовала. Было два-три писателя, местный певец-композитор, всё жалующийся на отсутствие внимания в Смоленске к его творчеству. А он и гимн для города написал, и много другого чего сделал…
Как всё это похоже на то, что слышал я множество раз в Нижнем Новгороде, да и в других городах России.
Хорошо, что после церемонии награждения заехали на городское Братское кладбище, положили цветы на могилу Николая Ивановича, к талантливо выполненному скульптором надгробью.
— Он именно таким был, как на этом барельефе, — подтвердила Ирина Николаевна, дочь писателя.
После гуляли по центру города сначала с Макаренковым, затем с Лукиным. Посмотрел памятники, прошёл у фрагментов Кремлёвской стены. Во все времена непростая судьба была у Смоленска. Ещё государь Алексей Михайлович отбил его у поляков. А после — кто только ни стирал его с лица земли — французы, немцы. И как же по-варварски вели себя на русских просторах представители «цивилизованной Европы». Непременно им нужно было всё сжечь, взорвать — особенно при отступлении.
Мстительны и невежественны полководцы «высшей расы». Следы пребывания поляков в городе остались в виде большого католического собора и польского кладбища вблизи его.
Успели с Борисом (немного стали замерзать, а коньяк во фляжке закончился) посидеть в зале центральной почты. Колонны, лепнина на потолке, люстры — всё образец позднесталинского величественного стиля.
Ужинали у И.Н. Рыленковой в довольно тесноватой квартире трёхэтажного дома послевоенной постройки. Много книг в шкафах и на стеллажах. Кабинет писателя и вовсе сплошная библиотека. Из мебели только диван, кресло, письменный стол со стулом. Кого только в этих стенах не было. А сколько было всего написано!
Вечер удался. И не то чтобы случился уж очень интересный разговор. Этого всё-таки не было. Но тёплое, располагающее хлебосольство меньше ли дорого человеческой душе, чем умные разговоры.
Возвращались к Владимиру домой пешком по запорошенному снегом Смоленску. Он нам ещё и о местных достопримечательностях успевал рассказывать, встречавшихся на пути, — от тюрьмы до мастерской знакомого скульптора.
17.02. Весь день в поездке. В первую очередь посетили во Флёнове усадьбу М.К. Тенишевой, здание её Сельскохозяйственной школы для крестьянских детей. В этом музее мемориальных экспонатов немного — разве что балалайки, расписанные С.В. Малютиным и М.А. Врубелем — «Змей Горыныч» и «Добрыня Никитич и Змей Горыныч» — для оркестра балалаечников М.К. Тенишевой. Тут больше всего восхищает идея, ради которой княгиня Мария Клавдиевна положила столько сил и средств, чем привлекла в своё имение стольких замечательных людей. Здесь они жили, творили, передавали своё мастерство детям крестьян.
На первый взгляд может показаться, что всё это барская потеха. Может, оно отчасти так и было. Но ведь и семена разумного эта «потеха» непременно сеяла, «пускала по ветру» на просторы великой империи. Понятно, что после революции эта школа не уцелела в отличие от чудной красоты «Терема». Тут и здание затейливой сказочной архитектуры сохранилось, и экспонаты оказались не разграбленными. Их перевезли (поначалу) в старинное здание (в Смоленск) музея «Русской старины», в котором и княгиня хранила свою коллекцию. Частично после их вернули в «Терем». Это был гостевой дом в усадьбе Тенишевой, в котором жили Игорь Стравинский, Николай Рерих, Сергей Константинович Маковский.
Среди выставочных экспонатов: керамические ковшики в «русском стиле», созданные самой Марией Клавдиевной, мебель и утварь, выполненные С.В. Малютиным, А.П. Зиновьевым и самой хозяйкой; невероятной красоты портал «Георгий Победоносец» работы М.К. Тенишевой (дерево, эмаль). Это произведение фашисты упаковали к вывозу в ящики, но не успели отправить. Потерянными оказались только створки ворот. Тут же эскизы церкви Святого Духа, выполненные М.А. Врубелем, ну и множество других замечательных экспонатов. Экскурсовод предупредила (когда поднималась на второй этаж Терема), что резные перила, как и большей частью всё в доме, подлинные.
— Представляете, за эти перила держался Стравинский, — с восторгом сказал Лукин, и мы, как по команде, все до них дотронулись.
Церковь Святого Духа — особое сооружение. Расписывал её внутри (алтарную часть) Николай Константинович Рерих в 1908-1914 годах. Теперь фрески утрачены, но сохранилась фотография, где главенствует непривычное, странное изображение Богородицы. Да и изображения апостолов библейских сюжетов абсолютно нам непривычны.
Церковь не была освящена. Революционные события поставили крест на её строительстве. Но и сейчас огромная мозаика Спаса Нерукотворного над западным входом поражает и своими размерами, и выразительностью, и искусством воплощения, исполнения.
Далее нас (Рыленкову, Лукина и меня) Макаренков привёз на хутор Загорье — родину А.Т. Твардовского. Глухое место. Заснеженные поля и перелески. Занесённые снегом небольшие деревни, плохо очищенная просёлочная дорога.
В музее нас ждали, встретили приветливо — домашним салом и блинами.
Конечно, вся усадьба Твардовских — новодел, воссоздана на прежнем, историческом месте благодаря памяти младшего брата поэта. Но земля-то та же самая, прежняя. Да и мебель воссоздана Иваном Трифоновичем Твардовским та, что  использовалась в семье. Так же, как и все постройки — двор, сеновал, колодец, баня, кузница. Всё это даёт возможность ощутить тот мир, в котором зародилась поэзия будущего автора «Василия Тёркина». И фотография (военная) Твардовского, где он запечатлён у единственно сохранившегося обгорелого столба, или иное — всё, что осталось от его дома, от хутора, в котором жила их семья, здесь производит совершенно особое впечатление на зрителей — как нигде.
18.02. Рано утром уезжаем из Смоленска. Переезжая через реку по мосту, мысленно попрощался с Днепром. Неширок и мелок он здесь, не судоходен, а всё ж требует уважительного отношения к себе.
В Москве слякотно. Снег после обильного снегопада убран плохо, но всё равно от Белорусского вокзала до Красной площади пошёл пешком. Хотелось прогуляться после поезда. К тому же вечером по приглашению Землячества предстояло идти на концерт.
С хорошим настроением дошёл до метро «Площадь Революции». Николай Викторович дома меня ждал — приготовил обед. Пока я перекусывал, делился впечатлениями от прошедшего писательского съезда. Он там был, как я понял, с Аршаком Тер-Маркаряном. Ну, да это всё суетное, проходящее. Всё схлынет и забудется.
На Кузнецком Мосту в Центральном доме работников искусств юбилейный концерт полусамодеятельной певицы. Одно достоинство — поёт некоторые хорошие песни русских композиторов. Во всём же остальном — никаких достоинств.
Грустно — и в этом, некогда знаменитом центре столичной интеллигенции витает дух опустошения, упадка, угасания и разрухи.
19.02. Измайловский парк утопает в белом. До поезда времени достаточно, чтобы тут побродить по тихим, немноголюдным дорожкам. После столь суетных дней хочется этого спокойствия. Будто сам себя останавливаю, притормаживаю, успокаиваю что-то внутри себя.
С этим же чувством и в Нижний Новгород возвращался. Отрываясь от книги, смотрел в окно и всё любовался на то, как сугробисто лежит снег на лапах елей, даже на обнажённых ветвях лип и тополей, пока сумрак не сделал всё густо-неразличимым.

21 февраля
Приходил И.К. Кузьмичёв. Наговорил много хороших слов о мною написанном и в итоге сказал, что хочет написать книгу о моём творчестве. Уже сидит в областной библиотеке, подбирает материал. Но, как оказалось, не все из моих книг там есть (во всяком случае, в свободном доступе). Подобрал и отдал Ивану Кирилловичу десять своих книг от «Сопротивления нелюбви» до «Лестницы». Тяжеловатым получился пакет, но профессор убедил меня, что это ничего, он живёт недалеко, на Ковалихе (а это вверх в гору через Кремль!), и потому без труда донесёт книги до дому.
Мне показалось, что ему не терпится поскорей углубиться в чтение, потому и поторопился домой. Всю жизнь Кузьмичёв посвятил книгам. С ними же и заканчивает свой земной срок. Для него читать — как дышать. Может, поэтому и ум ясен, и жизненная энергия ещё не иссякла.
Я понимаю — никакой книги он не напишет. 95 лет — не возраст для больших начинаний. Но я рад, что мои книги пробудили в Иване Кирилловиче импульс к работе, творческий азарт. Может быть, их чтение скрасит последний срок его жизни. Дай-то Бог!