Валерий Сдобняков. ЗА ТАЙНОЙ ГРАНЬЮ
(октябрь, 2018) Продолжение

Журнал «Вертикаль. ХХI век» № 61, 2019 г.

На фотографии: делегация Золотого Витязя у памятника М.Ю. Лермонтову


Сдобняков Валерий Викторович. Родился в 1957 г. в Красноярском крае. Создатель и главный редактор журнала «Вертикаль. ХХI век». Секретарь Союза писателей России. Председатель Нижегородской областной организации Союза писателей России. Лауреат многих всероссийских и международных литературных премий. Награждён государственной наградой – «Медалью Пушкина», а также Почётной грамотой Нижегородской области и Почётным знаком главы города Нижнего Новгорода. Автор тридцати книг прозы, публицистики, критики. Живёт в Нижнем Новгороде.


ТЛЕНИЕ НЕ НАСЛЕДУЕТ НЕТЛЕНИЯ
2018 год


13 — 23 октября  Москва — Пятигорск — Москва
Поехал, захватив в столицу 54-й и 55-й выпуски журнала «Вертикаль. ХХI век» для Книжной палаты и главных библиотек страны, да часть тиража книжки Офитова «Глашатай русского слова». Тяжело было тащить этот груз, да чего же делать. Ладно, Николай Викторович встретил у поезда с сумкой на колесиках. 
Разгрузившись у него дома, отдохнув, пошли прогуляться по знакомым дорожкам Измайловского парка. Тут Николай и рассказал о страданиях восьмидесятилетнего поэта Аршака Арсеновича Тер-Маркарьяна. У того болела нога, совсем плохо с сосудами. Врачи предложили ампутацию. Но в одной из больниц нашелся хирург, который рискнул пойти на щадящую операцию, удалил только четыре пальца и половину ступни. Какое-то время Аршак пробыл в больнице, а затем его выписали долечиваться дома. Известное дело — у сегодняшних властей на медицину денег нет, экономят. Перевязку приезжала на дом делать медсестра, но скоро и она перестала — сказала, что положенный срок истёк, и теперь к нему могут приезжать только за особую плату. А рана, конечно же, не заживает, сочится кровью. Приходится Аршаку, опираясь на костыли, ездить на общественном транспорте в поликлинику. Денег не то что на оплату услуг медсестры — на нормальное питание не хватает. Муки терпит невыносимые. И самое жуткое в этой ситуации — помощи ждать неоткуда. Чем может — помогает сын. Но он и живёт далеко, и своих забот у него хватает. 
Тяжела доля отечественного литератора в сегодняшнее время. В советском прошлом и из больницы бы, не долечив, не выбросили, и Союз писателей с Литературным фондом помогли, а теперь?.. Всё разрушено, уничтожено, переведено на финансовые рельсы, и люди, почувствовав запах денег — одурели. Все жизненные ценности измеряют ими, потому не видят и не чувствуют главного — жизни ближнего, его страданий.
Я знаю Тер-Маркарьяна более десяти лет, потому не безразличен к его судьбе.
14.10. Самолёт в Пятигорск ближе к вечеру. Есть время погулять по осенней Москве. Позавтракав, пошли с Николаем по тихим дворикам от улицы Щербаковской в сторону футбольного стадиона «Локомотив». Когда-то бывшие новостройками, теперь эти кварталы высотных домов времён советской власти больше напоминают небольшие скверики с уютными бульварчиками, детскими площадками. Довольно плотно заросли они деревьями, и теперь на осеннем солнце они светятся разноцветной листвой, бесшумно сбрасывают её нам под ноги.
Москву заваливает жёлтыми кленовыми листьями, и они золотом горят на ярком и чистом солнечном свете — таком особенном, каким он бывает только в России в середине осени.  
Зашли мы так далековато, и не помню, как возник этот разговор, но мне пришлось высказать Офитову свою точку зрения на то, что может самостоятельно сделать президент РФ (имея в виду социальную и экономическую политику в стране), а в чём он далеко не свободен. Я уверен, что и сейчас внутри властных структур идут жесточайшие схватки, и не факт, что Путин здесь уверенно одерживает верх. Такие огромные деньги задействованы, что в угоду им определённая группа политиков и бизнесменов запросто пожертвует и суверенитетом страны, и жизнями её граждан, нашими жизнями.
Видимо, в приведённых примерах я был убедителен, потому что Николай Викторович, поначалу споривший, в итоге согласился с моими доводами. И всё это происходило вместо того, чтобы спокойно наслаждаться неповторимыми красотами осени. Как знать — много ли подобных дней у нас впереди.
В аэропорт «Домодедово» из нашей группы, которая летит рейсом в Минеральные воды, я приехал первым. Только зарегистрировался на рейс — подходят поэт Николай Алешков из Набережных Челнов и Николай Петрович Бурляев. Так втроём и поднялись наверх к пункту досмотра.
А уж потом потянулись и все остальные участники IХ Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь»— многие мне хорошо знакомы. Последним, когда объявили посадку, пришёл Казинцев. Увидев меня, поблагодарил за поздравление его с 65-летием. 
— Значит, дошло. Я его ещё и в блоге своём разместил. 
— Я видел.
Пока садились в самолёт, стемнело. Взлетев, я невольно залюбовался, глядя в иллюминатор, как светятся электрическими огнями пригороды Москвы. Набухшими венами от одного светового островка к другому протянулись автострады, артериями выглядят с высоты федеральные трассы. Но это внизу, на земле, а тут, в вышине, алая горячая полоса заката на горизонте и старый месяц в почерневшем высоком небе — мертвенно бел и холоден.
Порой я жалею, что так много видел снимков Луны. Это обманчиво упрощает наше отношение к этой таинственной планете. С каким мистическим трепетом, должно быть, смотрели на неё наши далёкие предки. Как одновременно притягательной и пугающей была она для них.
В этот день как такового общения не получилось. Пятигорск нас встретил южным теплом, но, приехав в довольно комфортабельную гостиницу «Бештау», тут же все разошлись по номерам.
15.10. Проснувшись довольно рано — посмотрел в окно (живу на седьмом этаже). Горы красивы, контрастны. Дальний Эльбрус светит белым сиянием снегов. Завораживающе красивое зрелище природной мощи, непобедимости, вечности.
(Наперёд скажу: ближе к полудню всё это величавое великолепие скрывается за солнечным маревом, исчезает в неясной молочной дымке. И так каждый день, пока не наступило ненастье.)
Первое общее мероприятие — в 10 часов молебен о проведении IХ Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь» в Спасском кафедральном соборе. Бурляев раздаёт всем свечи, затепливаем их. С внутренней возвышенной радостью в душе слышу слова молитв и сам произношу их. Так тепло и хорошо внутри! — и ведь невесть отчего. Тут же, получив благословляющую икону от настоятеля, Николай Петрович говорит о том, что «времена сейчас труднейшие для России, и для мира они последние настают — мы это видим», но «нашу работу благословил и патриарх Кирилл, и митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл (Покровский), и старцы на Афоне молятся за успех нашего дела». Так хорошо, проникновенно всё это было сказано, что и страшные предсказания не разрушили этого состояния. И вышли мы из собора (а над алтарём роспись всё золотом да пурпуром — глаз не оторвать от этой красоты) уже в настоящем единении. 
Прошли к памятнику М.Ю. Лермонтову, возложили цветы к его постаменту. И тут выступление Бурляева, закончившееся стихотворением Лермонтова «Пророк»:

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;
Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.
Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:
«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!

Чтение стихов наших поэтов, слово В.Н. Крупина, затем Ирины Александровны Киселёвой (доктор филологических наук, профессор, составитель книги «М.Ю. Лермонтов. Энциклопедический словарь», автор пяти монографий о творчестве поэта) о творчестве Лермонтова, о сомнении, что стихотворение «Прощай немытая Россия…» написал, вернее всего, не он, да и оригинала этого произведения никто не видел, но либеральная общественность при таких сомнениях тут же встаёт на дыбы. Хотя неизвестно ни одного случая, когда бы Михаил Юрьевич использовал в своём лексиконе слово «немытая». Тут уж и я не выдержал, вступил в разговор, упомянул об опубликованной в журнале «Вертикаль. ХХI век» статьи Александры Кутырёвой на эту же тему. Завязался хороший разговор, но… его прервали. Нужно было идти в автобус, возвращаться в гостиницу на обед. Тут ко мне и подошла женщина. Услышала название «Вертикаль» и поняла, что свой — она близко знает о. Владимира Чугунова, бывает в Николо-Погосте. Вот какие неожиданные встречи могут происходить вдалеке от дома.
После обеда, узнав у Крупина, как дойти до места дуэли и гибели Лермонтова (он рано утром туда уже сбегал), вместе с Алешковым и Андреем Фроловым из Орла отправились к западному склону горы Машук. Когда-то давно, лет двадцать семь назад, я в этих краях бывал вместе со своими девчонками, которые в те года были совсем маленькими. Отдыхали в санатории «Лесная поляна». Придя на место, отмеченное обелиском и стелой, всё вспомнил. И то, как синички, не боясь, садились нам на ладонь, чтобы склевать крошки хлеба. Цеплялись тоненькими острыми коготками за пальцы, и клевали, ничего не боясь. Теперь их видно не было.
Шли дорожкой, усыпанной хвоей. Неповторимо пахло сосновым лесом. Этот запах для меня родной, он из далёкого детства — так пахло лето в пионерском лагере «Искатель», что в Зелёном городе под Нижним Новгородом.
Постояли у стелы с грифами по углам. Птицы отвернули головы от памятника в обратную сторону. Ограждающая площадку цепь висит на столбиках, выполненных в виде пули. Всё это рождает чувство драматичности.
Ближе к вечеру пресс-конференция по поводу открытия форума в подвале того же кафедрального собора. Там устроен молодёжный центр. Журналистов набилось много, всё что-то снимали, но, ни одного вопроса так и не задали — пришлось говорить самим организаторам, в том числе и присоединившемуся к ним артисту Дмитрию Певцову. Как всё-таки ничтожна подготовка современных работников СМИ по теме культуры, искусства.
Закончился день церемонией торжественного открытия Славянского литературного форума в театре оперетты, прохождением по красной дорожке под аплодисменты многочисленной публики, устроившей нам живой коридор (а Н.П. Бурляев в это время каждого из нас представлял), ярким вступительным словом (уже со сцены) Николая Петровича и прочтением им большого пророческого стихотворения Ф.И. Тютчева «Славянам», невероятно актуальным для мировой политической обстановки и сейчас.

Привет вам задушевный, братья,
Со всех Славянщины концов,
Привет наш всем вам, без изъятья!
Для всех семейный пир готов!
Недаром вас звала Россия
На праздник мира и любви;
Но знайте, гости дорогие,
Вы здесь не гости, вы — свои!
Вы дома здесь, и больше дома,
Чем там, на родине своей, —
Здесь, где господство незнакомо
Иноязыческих властей,
Здесь, где у власти и подда́нства
Один язык, один для всех,
И не считается Славянство
За тяжкий первородный грех!
Хотя враждебною судьбиной
И были мы разлучены,
Но всё же мы народ единый,
Единой матери сыны;
Но всё же братья мы родные!
Вот, вот что ненавидят в нас!
Вам не прощается Россия,
России — не прощают вас!
Смущает их, и до испугу,
Что вся славянская семья
В лицо и недругу и другу
Впервые скажет: «Это я!»
При неотступном вспоминанье
О длинной цепи злых обид
Славянское самосознанье,
Как божья кара, их страшит!
Давно на почве европейской,
Где ложь так пышно разрослась,
Давно наукой фарисейской
Двойная правда создалась:
Для них — закон и равноправность,
Для нас — насилье и обман,
И закрепила стародавность
Их как наследие славян.
И то, что длилося веками,
Не истощилось и поднесь
И тяготеет и над нами —
Над нами, собранными здесь...
Еще болит от старых болей
Вся современная пора...
Не тронуто Косово поле,
Не срыта Белая Гора!
А между нас — позор немалый
В славянской, всем родной среде,
Лишь тот ушел от их опалы
И не подвергся их вражде,
Кто для своих всегда и всюду
Злодеем был передовым:
Они лишь нашего Иуду
Честят лобзанием своим.
Опально-мировое племя,
Когда же будешь ты народ?
Когда же упразднится время
Твоей и розни и невзгод,
И грянет клич к объединенью,
И рухнет то, что делит нас?..
Мы ждем и верим провиденью —
Ему известны день и час...
И эта вера в правду Бога
Уж в нашей не умрет груди,
Хоть много жертв и горя много
Еще мы видим впереди...
Он жив — верховный промыслитель,
И суд его не оскудел,
И слово Царь-освободитель
За русский выступит предел...

Начало мая 1867 г.

Стихи Бурляев читает великолепно, с полным пониманием всех нюансов текста, авторского состояния во время их написания. Такое впечатление, что чтец размышляет вместе с Лермонтовым, Тютчевым… Оценки этих размышлений ясны, чётки, логически и исторически обоснованы, и потому в них чувствуется настоящая (глубинная) убеждённость, правда.
Далее выступления народных артистов России Аристарха Ливанова, Бориса Щербакова (на мой взгляд, не к месту прочитавшего шутливое стихотворение — это не соответствовало заданному Бурляевым уровню разговора), Дмитрия Певцова (продуманный цикл песен Владимира Высоцкого), вручение Золотого Витязя (заранее, он должен завтра улететь в Белград) протоиерею Йович Б. Саво за книгу «Этническая чистка и геноцид славянской культуры на Косово и в Метохии»… Завершалось всё показом фильма «Печники» по рассказу А.Т. Твардовского, в котором Бурляев играет главную роль учителя, отставного офицера, приехавшего работать в послевоенную деревню. Любопытная картина, но мы её не досмотрели до конца — пришлось ехать в гостиницу на «званый ужин».
16.10. У меня встреча с учениками школы в библиотеке-филиале № 8 после обеда. Есть время для прогулки. Погода изумительно тёплая, светит солнце. Утром, насмотревшись на Эльбрус, так захотелось ещё что-то для себя открыть, вспомнить из прошлого.
Поначалу город разочаровывает своей неопрятностью — разбитыми тротуарами, захламлёнными дворами, неопрятными дорогами, тусклыми постройками прошлых советских лет — до невозможности надоевшими взгляду в любом уголке страны «хрущёвками». Отправился в одну сторону от гостиницы — не то! Вернулся, пошёл в другую — тот же результат. Повернул к центральной дороге, по которой в автобусе уже несколько раз проезжали, прошёл под ней по «тяжёлому» и угрюмому бетонному переходу и отправился вдоль трассы вниз. Шёл долго — и вышел к бульвару, по которому ещё с Таней и Наташей гулял. Тут начиналась курортная зона города.
Бульвар — одна из главных достопримечательностей Пятигорска. Не увидев его и тех мест, куда он выводит, можно разочароваться в городе. А так, поднимаясь всё вверх и вверх, из каштановой аллеи я перешел в более узкую можжевельниковую, оставив по сторонам её и кафедральный собор, театр оперетты. Мимо особнячка с балкончиком купца первой гильдии А.П. Найтаки, что явился основателем многих начинаний в городе, и домика доктора И.Е. Дроздова, в который заезжал Л.Н. Толстой, служа на Кавказе, оставив по бокам старые, особой южной архитектуры, особнячки, я поднялся к Пушкинским (верхним) ваннам (жаль, что столь интересные здания, несущие в себе неповторимый аромат прежнего зодчества, находятся в запустении) и далее по каменной лестнице до Елизаветинской (Академической) галереи 1847 года. Конечно, это лучшая часть города, засаженная каштанами, соснами, клёнами, елями. От галереи открывается захватывающий вид.
Назад до гостиницы я прошёл тем же маршрутом, только дорогу по подобному же подземному переходу перешёл около гостиницы. И сразу в душ — освежающий, снимающий утомление от долгой ходьбы. 
Звонок от А.М. Коломийца. У него всё переигралось с собранием сочинений. Печатать книги надо в Нижнем Новгороде. Нужно сделать обложку, договориться с типографией. Как меня раздражает подобный хаос в делах и договорённостях. Ведь сказано было Алексеем Марковичем — обложку и печать берут на себя спонсоры. Отправил его к Андрею Стариченкову, попросил того помочь.
Выступление в библиотеке. Ведёт встречу А.И. Казинцев. С нами ещё четыре человека. Все рассказывают о своих книгах, которые школьники, конечно же, не читали. Моё выступление — последнее. Представляя меня, Александр Иванович высказал много приятных и лестных слов.
Говорю о стране, о многих в ней несправедливостях, но любить её необходимо, чувствовать себя в ней хозяином — только тогда можно многое изменить к лучшему. Две девочки старшеклассницы начали задавать вопросы, я отвечать… и тут началось — все писатели «проснулись», всем захотелось дополнительно высказаться. Но всех в итоге урезонил Казинцев, меня попросил сесть, а сам пустился в правильные размышления, чем и подвёл итог нашей встрече.
Подарил библиотеке книгу «Сроки». Прежде, чем подписывать, показал в ней Казинцеву очерк «Путешествие к мечте». Тот его немного «пробежал» взглядом:
— Приготовьте его для «Нашего современника». Выберите наиболее актуальное сейчас, заметив — вот что было тогда.
— Я хотел предложить воспоминания о поэте Адрианове. В следующем году ему исполнилось бы восемьдесят лет.
— Давайте два очерка.
В гостиницу возвращаемся пешком. Павел Кренёв вдруг спрашивает:
— Что за письмо в Союз писателей ты написал? На секретариате о нём говорил… что-то о прошедшем съезде…
— Ничего не писал. Может быть, имеется в виду моё письмо В.Г. Середину о том, что нельзя толпе затыкать рот известному писателю и редактору, много сделавшему для отечественной литературы и патриотического движения, к тому же в почтенном возрасте, которым является С.Ю. Куняев? Тогда мне странно. По совести, их должно возмущать поведение толпы на прошедшем съезде во время обсуждения вопросов, а не моя поддержка в этой ситуации Станислава Юрьевича. Так я думаю. Ведь пройдёт время, и эта же толпа не даст высказаться им — так же предаст, заулюлюкает.
В телевизионных новостях главная тема — расстрел студентов в Техническом училище Керчи. Один из студентов, вооружившись помповым ружьём, изготовив две бомбы и купив 150 патронов с картечью, убил 21 человека (из них пять взрослых), более сорока ранил, взорвал одну бомбу в столовой (вторая не сработала) и покончил с собой в помещении библиотеки. 
Это что-то жуткое, не поддающееся разумному объяснению.
Всё хотел взять благословение у сербского протоиерея, да во время обеда не подойдёшь, во время его беседы с кем-то неудобно. И вот застал его в холле гостиницы. Йович Б. Саво благословил с радостью, вместо поцелуя руки — взял меня крепко за плечи и сжал их.
Так закончился этот день.
17.10. До проведения круглого стола достаточно свободного времени. Веду на вчерашнее место своих прогулок Николая Алешкова. Правда, несколько меняю маршрут, и потому выходим на центральную площадь города, которую вчера я оставил в стороне. Но вновь спускаемся к бульвару, от него поднимаемся на противоположный склон горы Горячая, где должен быть грот Дианы. Однако тут везде стройка, потому взглянув сверху на ту часть Пятигорска, что в соседнем распадке, вновь возвращаемся на прежний маршрут, где встречаем Андрея Фролова. Дальше гуляем втроём — пьём воду из источника, выходим к грандиозному памятнику В.И. Ленину (а несколько поодаль конная статуя памятника Скобелеву), поднимаемся по улочкам, каменные ступени которых выложены в небольшие лестницы, заваленные золотом опавших кленовых листьев. Если не видеть окраин, то здесь всё радует глаз.
В Государственном музее-заповеднике М.Ю. Лермонтова «Дом Алябьева» проходит Международный круглый стол «Духовные традиции литературы славянского мира». Первым вопросом принимается обращение ко всем православным церквям мира по поводу решения Константинопольского патриарха об Украинской православной церкви (раскольнической), признание её, снятие с Денисенко анафемы, наложенной Московским патриархатом, и прочее.
Зал битком. Разговор несколько страстный (что касается сегодняшнего времени), да куда ж без страстей, возмущения, нервов, глядя на то, что творится в стране — столько социальной несправедливости, столько бесправия.
Передал директору музея свою книгу «В предчувствии Апокалипсиса». («Она будет в нашей библиотеке».) Сербу отдал свой сборник прозы «Лестница». Пообещал отвезти в Белград, показать сербским славистам и переводчикам.
При расставании подошла ко мне библиотекарь из филиала № 8, где мы вчера выступали. Оказывается, она в интернете начала читать «Искры потухающих костров». («Как интересно вы написали про Никаса Сафронова».)
Вечером с Кренёвым гуляем по парку недалеко от гостиницы. Это место оставляет не радостное впечатление. Мемориал героям войны уж очень небрежно изготовлен. Надо бы тут всё привести в порядок.
Павел рассказывал о своей службе в сапёрной части, о том, как в Ленинградской области до сих пор находят огромное количество старых боеприпасов… ну и о бесшабашности солдатиков, которые при разминировании так глупо рискуют своими жизнями. Да, не простой у Кренёва жизненный путь. Но это его путь, его судьба, его тема для описания.
Уже уходя из парка, наткнулись на какую-то страшную в своей несуразности глыбу, называемую памятником первым комсомольцам Пятигорска. Надо будет завтра посмотреть его при дневном свете.
После душа любовался в окно невероятно красивой перевёрнутой половинкой луны над городом.
18.10. Туман плотный, ненастный. Город посерел, утратил осеннюю красочность. 
Всё-таки решаем с Николаем Алешковым совершить прогулку к Машуку, к лермонтовскому месту. Я одет легко, без куртки, и потому чувствую себя несколько неуютно. К тому же нет-нет, да начинает моросить робкий дождичек.
У Машука ветер гонит бело-серую дымку клубами, словно от незагашенного костра. Николай поначалу так и думает, не верит мне, что это туман.
От места дуэли поэта начинается в 10000 шагов маршрут вокруг горы. Дорожка выложена брусчаткой. По бокам чисто, никакого мусора, вид ухоженный. Идём быстро, не останавливаясь, и за это время много о чём успеваем переговорить, поделиться впечатлениями. Меня в первую очередь поражает жуткое косноязычие сегодняшней молодёжи. Видно, с каким трудом (буквально физическим) им удаётся выразить словами совершенно примитивную мысль. Я отношу эту беду к тому, что совершенно перестают читать. Общение в интернете всё больше сводится не к словам, а к символам — смайликам, скобкам, точкам…
Вышли к «Провалу». Прошли по туннелю к голубому озерцу внутри горы.
Дальше началась курортная зона с санаториями и всеми прочими атрибутами «лёгкой» жизни. На отметке 8500 шагов незаметно для себя вышли к центральной части города — всё к тому же памятнику Ленину. Через Верхний рынок вернулись в «Бештау».
Наш форум подходит к завершению. Едем в Город Лермонтов (он рядом). Прояснилось, вновь светит солнце, и только на самой вершине Машука, словно зацепившись за телевизионную вышку, висит лёгкое, размытое ветром облако.
Во вновь отстроенном (как сказали — после пожара) Дворце культуры закрытие «Золотого Витязя». Награждение, концерт (тут лучшим был народный артист России Сергей Шакуров с пением и чтением стихов), выступление Бурляева и прочтение им второго стихотворения «Славянам» Ф.И. Тютчева:

       Man muß die Slaven
       an die Mauer drücken*
       *Славян должно прижать к стене (нем.)

Они кричат, они грозятся:
«Вот к стенке мы славян прижмём!»
Ну, как бы им не оборваться
В задорном натиске своём!..
Да, стенка есть — стена большая,—
И вас не трудно к ней прижать.
Да польза-то для них какая?
Вот, вот что трудно угадать.
Ужасно та стена упруга,
Хоть и гранитная скала, —
Шестую часть земного круга
Она давно уж обошла…
Ее не раз и штурмовали —
Кой-где сорвали камня три,
Но напоследок отступали
С разбитым лбом богатыри…
Стоит она, как и стояла,
Твердыней смотрит боевой:
Она не то чтоб угрожала,
Но… каждый камень в ней живой.
Так пусть же с бешеным напором
Теснят вас немцы и прижмут
К её бойницам и затворам, —
Посмотрим, что они возьмут!
Как ни бесись вражда слепая,
Как ни грози вам буйство их —
Не выдаст вас стена родная,
Не оттолкнет она своих.
Она расступится пред вами
И, как живой для вас оплот,
Меж вами станет и врагами
И к ним поближе подойдёт.


При возвращении в Пятигорск в автобусе Николай Петрович прочитал ещё одно стихотворение — с планшета. Как сказал: «Только что прислали».

Иеромонах Роман (Матюшин)

Святому Православию укор,
Фанарский русофоб, слуга Европы,
Ты осквернил корыстью омофор
И держишь патриархов за холопов.
Величия былого больше нет,
Но гордость греков, жительницу ада,
Названия питают сотни лет —
Пустые звуки и твои, и града.
Считаешься вселенским до сих пор.
Вселенная равна семи аршинам.
Константинополь, всесвятейший — вздор!
Века Стамбул внимает муэдзинам.
Влезаешь, аки тать, во двор чужой,
Но не с тобой поруганная Правда.
Кто встать велел над русскою межой
Царьку несуществующего града?
В гордыне папской всесвятейший трон!
Понтификат стамбульский! Докатились!
Молчит ревнитель чистоты Афон,
Ужели все в молитву углубились?

Долготерпи́т Господь, да больно бьёт.
Кто сеет ветер, пожинает бурю.
Зачем же Церковь к пропасти ведёт
Велеречи́вый волк в овечьей шкуре?

В номере начал читать подаренную Арменом Гаспаряном книгу «Похороны моей звёздочки». Автор за неё получил «Золотого Витязя». Самая высокая оценка дана повести Владимиром Евгеньевичем Орловым, который представлял лауреатов по прозе. 
Да, любопытная книга о детстве в армянском Ленинакане, своей семье, родных, прабабушке (звёздочке). Особый армянский (или лучше сказать кавказский) юмор. Не знаю, насколько это выдающаяся книга, но читается легко, увлекательно и главное — образы запоминаются. Думаю, именно за эту национальную особенность, необычность и колоритность книга выделена жюри. Мы всё ещё продолжаем считать себя ответственными перед культурами соседних народов, некогда жившими с нами в одной стране. Потому даже произносим со сцены такие слова: «Книга Гаспаряна написана таким русским языком, что многим нашим писателям стоит у ней поучиться». То есть, мы и на национальное унижение готовы ради «национальных меньшинств».
19.10. Расстаёмся с Пятигорском. Перед отбытием в аэропорт с Павлом Кренёвым и Константином Скворцовым успеваем прогуляться к памятнику в парке. Это что-то ужасное. На несуразном кубическом бетонном постаменте, у которого зачем-то наложены каменные глыбы, всё из того же бетона врываются изваяния двух голов — лошади и комсомольца в будёновке — с оскаленными, разинутыми пастью и ртом. Смотреть на это «монументальное произведение» неприятно до гадливости.
У гостиницы разглядываю небо. Прямо над крышей облака гонит ветер, перемешивает их, рвёт. Мы сейчас метрах в пятистах над уровнем моря, потому и небесная хмарь близко, всё можно подробно (для нашего глаза непривычно, удивительно) разглядеть.
Любовался облаками и из самолёта. Они напоминали застывшие сугробы после вьюги. Снежные горы с обрывистыми вершинами.
20.10. Жизнь в Москве началась с неудачной поездки в Андреевский монастырь. Синодальная библиотека РПЦ оказалась закрыта. Тогда отправился в мастерскую к Алексею Федорову бражничать. Подарил мне Алексей Степанович второе издание последнего выпуска каталога «Земляки», куда поместил ещё и мой портрет, выполненный В.Г. Калининым, и медаль, выпущенную к юбилею Большого театра — замечательное произведение медальера. Буду любоваться.
21.10. Утром в интернете неожиданно для себя узнал, что умер Иван Вишневский. Мягкий, умный, образованный — я с удовольствием слушал его комментарии и проводимые им интервью на сайте «День ТВ». Какая горькая потеря. Оказывается, этот талантливый человек, журналист и композитор, ученик в музыке Георгия Васильевича Свиридова, сын известного советского журналиста-международника, чтобы выжить долгие годы таксовал (работал таксистом на своей машине) в Подмосковье. Как всё это горько и несправедливо. 
Выполнил давнюю свою задумку, съездил в Царицыно. Великолепный парк, восстановленный дворец поражает величием и своеобразием архитектуры. Гулял долго, и уходить не хотелось. Можно было пройти и в залы дворца (в этот день вход свободен), но ведь его помещения не наполнены «тенями», историей, а смотреть музейные экспонаты…
В Центре славянской письменности и культуры выставка выдающегося русского живописца Павла Васильевича Рыженко (11.07.1970-16.07.2014). В двух залах двенадцать полотен. Не для такого пространства они созданы, потому в восприятии что-то теряется, разочаровывает. Сын художника Тихон проводит трёхчасовую экскурсию-лекцию. Мы с Офитовым послушали только заключительную её часть. Полный, несколько женоподобный, длинноволосый молодой человек говорит увлечённо не столько о художнике, его идеях и воплощённых замыслах, сколько об истории России. Конечно, сплошь борьба, измены, предательства. Но именно из этого невозможного исторического коктейля и создавалось, набирало силы, расширялось землями Русское государство, получал духовную закалку невероятной крепости народ, несломленный никакими смутами и войнами.
22.10. В этот день нужно было выполнить всё то, что намечал, отправляясь в столицу. Первым делом отвёз пакеты с экземплярами журнала «Вертикали. ХХI век» №№ 54 и 55 в Российскую книжную палату. Затем подписанные журналы и альбомы живописи «Александр Важнев» в Российскую государственную библиотеку и Синодальную библиотеку Русской Православной Церкви имени Алексия II.
В Международном сообществе писательских союзов встретился с главным редактором «Общеписательской литературной газеты», поэтом, сценаристом, драматургом, фотографом Владимиром Николаевичем Фёдоровым. Все необходимые вопросы обсудили и решили. Как всегда, радостный для души разговор с Владимиром Григорьевичем Серединым.
Вечером с Алексеем Федоровым — на посмертной выставке живописца Владимира Семёновича Захаркина. Небольшой зал на Тверской вместил довольно много картин, этюдов, набросков. Организовала всё дочь художника — Анна Владимировна Захаркина. Они вместе с матерью и открывали выставку. Выступили: председатель Московского союза художников, Народный художник РФ Виктор Александрович Глухов, Народный художник РФ Павел Фёдорович Никонов, Заслуженный художник РФ Клара Филипповна Власова, которая вспоминала (очень стара), как раньше работали они с Захаркиным в Комбинате живописного искусства, выполняли заказы на написание картин для государственных предприятий, хорошо зарабатывали. Теперь художники нищенствуют, а произведения их никому не нужны. На это возразил Глухов: «В 90-е годы из страны вывезли огромное количество полотен. Всё утащили, пока этому не перекрыло дорогу государство. Не перекрыло бы — последнего бы лишились. Так что наши произведения нужны и ценны. Это их сейчас не ценят».
И действительно — с каким невероятным интересом сейчас разглядываешь всех этих трактористов, полеводов, жокеев во время скачек, охотников с трофеями, экскаваторщиков. Живопись передаёт искренний энтузиазм тех лет — настоящий, неподдельный. Есть «политические» картины («Великая скорбь» - это прощание с И.В. Сталиным), эскиз к картине «Встреча» (приезд В.И. Ленина с Питер), «Поход на кулака», пейзажи («Полевой стан», «Взошла луна», «Пути, дороги», «Берёзы», «Плывут облака»), портреты («Маруся», «Портрет отца», «Юная москвичка», «Прицепщица Катя»), бытовые сценки («Сенокос», «На остановке», «Зимним днём», «Вечером»), исторические («Степан Разин», «Вольница»), производственные («Ночная смена», «На карьере»). Вся полнота жизни той эпохи на этих полотнах — крымский берег, скачки на ипподроме, охота… Но около одного пейзажа зрители невольно особо останавливаются — «Последние капли» (1964 г.). Это довольно большая работа. Притихшая водная гладь, изумрудная зелень берега. Лес с противоположной стороны отражается в неподвижной воде, и только разводы от редких больших капель круглыми льдинками словно застыли на поверхности озера. Тишина, покой, вечность.
Долгий и интересный разговор в комнате Юрия Попкова. Они издают, так же, как и я, многие книги, только живописные каталоги, альбомы, антологии. Большая и нужная работа. Так выживаем, вопреки всему сохраняем традиционное русское искусство.
Уже совсем к вечеру забрели с Федоровым на Тверской в мастерскую к Народному художнику РФ Валерию Павловичу Полотнову. Оказывается — наш земляк, родом из Вадского района. Традиционная русская пейзажная живопись. Смотреть её — удовольствие (Валерий Павлович показал с два десятка своих картин и этюдов), потому что все чувства понятны, сродни всякой русской душе. Художник оставил самое доброе впечатление — подарил два своих альбома, распили бутылку водки. Вид из мастерской (а там их несколько, и все соединены узким балкончиком) на вечернюю Москву замечательный. Захотелось мне побеседовать поподробнее с этим живописцем для журнала, да он и сам предложил продолжить знакомство.
23.10. На столицу надвигается ненастье, холод. Пошли с Николаем Викторовичем прогуляться в парк перед моим отъездом. Забрели в безлюдные аллеи, да и разговоры выходили всё какие-то невесёлые. Вот и дождичек начал накрапывать из серых туч. Вернулись в квартиру.
Укладываю в сумку бронзовую статуэтку «Витязя». Тяжёлая. А ещё альбомы живописи, которые хочется не спеша в поезде рассмотреть. Все не взять (Попков на Тверской тоже подарил несколько), но Захаркина и Полотнова как оставить.
Уже в поезде всё рассмотрел, да не по разу. А всё-таки грустное у нас восприятие мира.