Анатолий Строкин. КАК РОЖДАЕТСЯ ПОЭТ. Журнал «Вертикаль. ХХI век»

 

 

Родился в 1939 г. в г. Алма-Ата перед Великой Отечественной войной. Победу встретил в Сибири в г. Томске. Основную часть детства и юности провёл на древней ярославской земле близ Ростова Великого и Переславля Залесского (п. Петровск). Эти земли считаю своей Малой Родиной и источником вдохновения. В Петровске окончил школу с золотой медалью. Служил на Балтике. Окончил знаменитую Бауманку, в которой проработал много лет. Кандидат технических наук. В «лихие девяностые» уходил из родной альма-матер. Волею случая оказался в глухой деревушке Пески под Переславлем Залесским. Нежданно там встретил глубинных и широко образованных товарищей. Они и стали первыми слушателями (и учителями) моих первых стихов. Поэзия захватила, стала частью творческого образа жизни. Запоем читал литературные журналы, книжки стихов других поэтов, очень быстро появились новые литературные товарищи и новые учителя, тоже ставшие позже близкими друзьями-товарищами. В 2005 г. вернулся в Бауманку. Считаю себя типичным «физиком-лириком». Творческие процессы в этих двух областях для меня неразрывно связаны между собой. Автор шести поэтических книг. Член Союза писателей России.

 

 

         Собрату по перу

 

На память добрую собрату по перу:

Наш дар земной на небесах отмечен,

Стихи – они – как надпись на ветру,

Мерцающий мираж в пространствах речи…

Но вдруг – как чудо: «Миг остановись!»

В словах простых и с ясным очертаньем,

И это чудо падает на лист,

Который ждёт и счастлив ожиданьем…

 

Несмотря на то, что «стихотворчество» стало значительной частью моей жизни довольно поздно, в весьма зрелом возрасте, с тех пор пролетело уже немало лет, лет, наверное, счастливых, ибо творчество и есть, тот потаённый уголок, который порой освещает наше земное счастье. Наверное, оттого и появилась довольно настойчивая потребность рассказать об этом пути и как бы спросить «собрата по перу»: «А как это было у него? Что у нас общего, а что происходило и происходит по-другому?» Тем более, что по-прежнему остаются, несмотря на множество ответов, вопросы: какие стихи воспринимаются как стихи и как что-то важное, находящее отклик в душе другого, а какие уходят в пустоту и интересны только автору. Как они рождаются, откуда берутся? Почему одни живут долго, другие, прогремев, спустя время, вызывают удивление: отчего они так гремели, а сегодня кажется, что это и не стихивовсе. Вопросов – множество… А поэт, как и прежде, бежит за чудом рождения стихотворения.

И всё же существует глубинная основа стихотворного творчества – это русское слово, уходящего корнями в тысячелетия. От бабушкиных сказок, пословиц, поговорок. Каких-то (для нашей современности) наивно простых, незамутнённых пятнами взрослой жизни, с чудесами, в которых так хорошо и уютно жить душе ребёнка. Да, это отсюда: «Что русский дух – есть чистаядуша». Это отсюда рубцовское: «До конца, до тихого креста / Пусть душа останется чиста» и, конечно, наш во всём Александр Сергеевич Пушкин: «Что за прелесть эти сказки… Каждая – целая поэма». И кажется, что чудо доброй сказки живёт в каждом человеке на нашем необозримо громадном евразийском пространстве.

Это ожидание и ощущение чуда и есть процесс рождения стихотворения – стихия поэзии, которая «Унизит нас или возвысит, / Но всё равно возьмёт своё, / И не она от нас зависит, / А мы зависим от неё…»

Но каков «технический» процесс рождения стихотворения, его «алгоритм». И как рождается поэт? Об этом писали многие, но лучше других, на мой взгляд, рассказал Вадим Кожинов в своей книге «Как пишут стихи». (Просвещение,1968г.).Вадим Валерьянович при этом особо отмечает, что научить поэзии нельзя, можно говорить только о «типовых алгоритмах» рождения стихотворения. Но сам же и оговаривается (как бы противореча этому «постулату»), что «в наше смутное время многие люди, что может удивить (!!! – А.С.), продолжают и читать, и писать стихи… Да в России стихи сочиняет несметное количество людей». Это явление живёт в различных литобъединениях больших городов, но мне кажется, ещё более удивительно проявляется в российской глубинке, где человек ближе к природе, к её первозданной чистоте, к её «сказке»: «Я пишу не в стол, а в печку, / Пусть поставят по мне свечку, /Панихиду сотворят… / Я не знаю, как там проза / Но стихи порой с мороза / Замечательно горят!» (Виктор Шелехов – из глубинки ярославской древней земли). Из этих «миллионов» и вырастают поэты и, конечно, они «учатся», а учиться поэзии, коли есть неодолимое желание, можно и нужно, и очень важно при этом не просто вариться в собственном соку, а иметь товарищей-собратьев по перу, единомышленников (и не только).

Ещё несколько слов об «алгоритме» рождения стихотворения. Обычно, пишет Вадим Валерьянович, нежданно появляется ячейка-клеточка: это слово, сочетание слов, строка, несколько строк. Клеточка эта волнует, требует понимания и продолжения. Часто при этом улавливается ритм, мелодия. Из этой «клеточки» и вырастает стихотворение. Вот как об этом чуде-явлении говорят строки стихотворения поэтессы Евгении Шелуки, рождённой в глубинке приказахстанских степей, где слово главное «пшеница», а «Космос ближе заграницы»:

 

Я нечаянно задела

Стайку лёгких слов и точек –

Покружились и несмело

Опустились лентой строчек.

Нежно с ними я шепталась,

Любовалась тихой стаей –

И она со мной осталась –

Вот теперь сижу, читаю.

 

Здесь хочется добавить, что со временем появляется ещё и уверенность: когда возникает в душе эта волнующая «клеточка», то кажется, что в ней непременно и скрыто то неведомое ещё стихотворение, которое обязательно должно упасть на бумагу, а поэт слушает, вникает и добавляет, добавляет, добавляет… Но по-прежнему волнует мгновение, в котором:

 

Кто там смотрит за поэтом?

Кто дал дар ему при этом –

Слушать музыку небес,

Чтобы этот лучик света,

Вспыхнув, мигом не исчез,

А поэт, гордясь ответно,

С отсебятиной не влез…

 

Часто эта доля «отсебятины» становится заметной. Слово, строка… Стихотворение уже опубликовано, но по-прежнему беспокоит диссонанс с общей мыслью стихотворения и самого поэта, и его друзей, и читателя. И какое счастье, когда «по древней исторической традиции», вновь вернувшись к своему произведению, более точное слово, строку, четверостишие (иногда спустя годы) всё же удаётся найти. Есть здесь и некий психологический нюанс: поскольку «чудо» уже легло на бумагу и трогать его сам порой не решаешься – чужое замечание и ранит, и обижает. Однако, почти всегда поэт сам видит стихотворные грехи-огрехи, потому стоит успокоиться, а если повезёт с Музой, то и исправить сии вирши. По этой же причине, прежде чем публиковать свои произведения, предпочитаю, смирив гордыню, показать их редактору, который порой может иметь и иные взгляды, как на поэзию, так и на нашу бурлящую многообразием жизнь. Стихи в итоге получают более совершенное звучание. А исправлять, не исправлять, отложить, подумать – это решение всё равно остаётся за поэтом. Поэтому в благодарность редактору:

 

Здесь ваша работа

И ваша забота

К моей прикоснулась тетради.

Не просто с поэтом

Свершить было это:

«Простите его, Бога ради!»

 

А вот о разных взглядах, в содержании «контента» стихов разных авторов – рассудить очень сложно, а порой кажется и невозможно, но и не попытаться сказать об основных так называемых «трендах» нашей поэтической жизни, наверное, необходимо.

         У каждого из нас есть предыстория, опыт жизни, учителя, товарищи, и отношение к такой важной основной (основной прежде всего для меня) теме света и тени, добра и зла, греха человеческого – оказывается разным по глубине и силе восприятия, да и возможно ли разделить объективно и контрастно позиции, если в жизни и свет, и тень, добро и зло живут вместе, переплетаясь непостижимыми нитями, и их вместе поэт пропускает через себя в своём творчестве. Всё же, оглядывая даль ушедшую и туманы грядущего, их сочетание и путь поэту освещают слова Александра Сергеевича Пушкина:

 

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

 

Да, вновь нам кажется «наш век» ещё более жестоким, и вновь о новой тяжкой борьбе хочется повторить:

 

«Добро должно быть с кулаками»–

Не раз мы слышали уже –

Не дай же Бог! – Нам это знамя

Без милосердия в душе.

 

Таким был путь Пушкина, путь «Золотого литературного века России», таким он остаётся в памяти и помогает шагать в будущее.

         Но всё же – света без тени не бывает. Какая она, какова степень её «черноты» и каковы раны, которые она оставляет, когда поэт пропускает её через себя? – Здесь поэту можно только посочувствовать, просто пожалеть, хотя вряд ли процесс творчества нуждается в жалости и для поэта его строки – сущая правда. Правда у разных поэтов – разная: светлая, тёмная, смешанная… «Макай перо своё в правду» – Василий Макарович Шукшин; «Я поэт и тем интересен» – Здесь правда Владимира Маяковского; «Над вымыслом слезами обольюсь» – (над светлым вымыслом, над сказкой!) – А.С. Пушкин. Потому для любого поэта (большого ли, малого) миг рождения его стихотворения, его «правды» является счастьем и кажется раем:

 

И поживёшь в раю до срока,

Забыв земное бытиё.

Рука сама напишет строки –

Благослови, Господь, её!

 

         Ещё несколько слов о восприятии поэзии. Стихотворение обладает ритмом. Ритм – это колебательный процесс и обладает свойством резонанса, когда настрой читателя совпадает со строем и настроем ритмических образов стихотворения. Резонанс усиливает восприятие образа и правды поэта:

 

Но попадаются глубины,

В которых сразу тонет взгляд,

Не достигая половины

Той бездны, где слова молчат.

И ты отводишь взгляд туманный,

Глаза не видят ничего,

И дух твой дышит бездной странной,

В которой много твоего.

 

Это пишет крупнейший поэт нашей недавней современности Юрий Кузнецов о восприятии поэзии древних рукописей, о чтении. И пока жив читатель, готовый «резонировать» со «стихотворной правдой» поэта – ритмическое сочинение можно отнести к «поэзии» и стихотворение считать «стихотворением», а не графоманским опытом (обидное и несправедливое словосочетание). Не для такого ли «своего» читателя Александр Твардовский написал: «Вот стихи и всё понятно, всё на русском языке…» и как следствие этого образа определения стихотворения, стихами можно считать поэтические строки, к которым хочется вернуться, чтобы вновь испытать сердцу милый резонанс общения с автором. Хотя поэт оставил эти строки прежде всего для «своего земного рая», являясь их первым читателем.

         Сила этого резонансного воздействия на читателя и самого поэта зависит от силы возникшего «поэтического образа». Например, Юрий Кузнецов особое значение придавал и считал особой поэтической удачей, когда в образе-метафоре «расстояние между прямым значением и переносным…сокращено до минимума». Вот как это звучит в его знаменитых строках:

 

И снова за прибрежными деревьями

Выщипывает лошадь тень свою.

 

Да, эти строки вызывают удивление и даже восхищение, запоминается такое наблюдение своим поэтическим необычным сочетанием динамической картины. Но для устойчивого «резонанса» важны также и значимость мысли в общем контексте стихотворения, её ритм и развитие, честность оттенков поэтической правды и что-то неведомое, неуловимое, но как бы глубинное читательское, гармонически связанное с поэтическим образом строки поэта. Вот как об этом предмете-образе говорил наш выдающийся писатель и философ Василий Васильевич Розанов:«Тысяча мнений о предмете и есть настоящий предмет…». Это же можно сказать и об оттенках метафоры-образа, которые и формируют её силу. И в случае «резонанса» у многих людей такие строки разбираются на цитаты, о них вспоминают часто даже не упоминая автора. Вот пример таких строк поэзии Сергея Есенина:

 

Лицом к лицу лица не увидать –

Большое видится на расстояньи…

 

Или строки Николая Рубцова:

 

За всё добро расплатимся добром,

За всю любовь расплатимся любовью…

 

Или одна из многочисленных цитат Фёдора Тютчева:

 

Нам не дано предугадать,

Как наше слово отзовётся…

 

Такие строки живут с нами как что-то важное и часто вспоминаемое уже много, много лет и будут жить и дальше с человеком наших пространств, а лошадь с её тенью останется как бы экзотикой, учебным материалом для иллюстрации возможностей стихотворного образа. То есть приведённые выше цитаты Есенина, Рубцова, Тютчева – более живые в пространстве и времени, нежели, хотя и динамическая, картинка лошади и тени.

         Хочется отметить ещё один момент в творчестве поэта: человек, взявшись за перо, пишет свой портрет. Это очень важный момент при восприятии поэзии автора. Портрет автора можно увидеть даже тогда, когда он по какой-то причине хочет его скрыть. Он проявляется в каких-то «собственных» сочетаниях слов, как бы читается между строк. Это очень хорошо видно в прозе: вы читаете книгу, и вдруг вам приходит в голову мысль, которой ещё нет у автора, но спустя абзац, страницу, вы обнаруживаете эту мысль и у самого автора. Это межстрочный волновой эффект, обладающий резонансными свойствами,это его высшие гармоники как бы и осветили у вас мысли автора, который уже думал об этом выше, но чётко описал свою мысль чуть позже. Об этом свойстве сочетаний слов, их высших и как бы невидимых гармонических свойствах писал Михаил Лермонтов:

 

Есть сила благодатная

В созвучье слов простых

И дышит непонятная

Святая прелесть в них.

 

В этом стихотворении («Молитва») уже виден глубинный портрет М.Ю. Лермонтова, который ярко подтверждается во всём его творчестве. В нём живёт его живая душа. Многочисленные отзывы и воспоминания неблагожелательных современников и некоторых их наследников не дают той правды, которая просто очевидна в его творческом портрете. Видимо, поэтому Вадим Кожинов писал свои исторические книги, опираясь на произведения поэтов. В них истина своего времени. Яркий пример того есть и в наследии Михаила Лермонтова. Вот стихи, которые настойчиво ему приписывали и продолжают приписывать:

 

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ

И вы, мундиры голубые,

И ты, послушный им народ.

 

Вглядитесь в портрет его творчества и нигде, ни в одном произведении вы ничего подобного не найдёте, а найдёте особо чуткие и сказанные многократно с великой любовью слова о России и о его простом народе:

 

И в праздник вечером росистым

Смотреть до полночи готов

На пляски с топотом и свистом

Под говор пьяных мужиков.

 

О приведённой же выше фальшивке можно лишь добавить, что её автор «имеющегося у него автографа» якобы Михаила Лермонтова, так никому и не показал, стихотворение появилось десятки лет спустя после смерти Лермонтова, «созвучье слов» в фальшивке не лермонтовские и не соответствуют его портрету. Просто в советское время оно было напечатано в учебниках по литературе и учили его наизусть многие поколения, как лермонтовское. Более того, во времена М.Ю. Лермонтова «голубых мундиров», о которых идёт речь в фальшивке, не было, а он был особо точен в словах своих стихотворений.

         Хотелось бы также сказать ещё об одном моменте «портретного свойства творчества». Автор, исходя из сказанного выше, всё же соавтор, согласившийся с пришедшими ему строками. Поэтому творчество может ответно влиять уже на «живого поэта», и он может тоже как-то меняться в реальной жизни, и его стихи могут тоже как-то меняться, соответствуя приобретённым оттенкам нового знания.

         В заключение: наверное, надо бы было обсудить ещё многие моменты нашего творческого процесса, таких, как «чувство меры», о вреде категоричных классификаций и ярлыков типа «или-или», о возникающих своих сомнениях. Что-то недосказанное читатель и Собрат по перу обнаружит в стихотворениях, которые мне хотелось бы опубликовать по данной теме отдельной книжкой в недалёком будущем, и, может быть продолжит разговор, опираясь на процесс собственного творчества.

 

Анатолий Строкин

Член Союза писателей России