Дмитрий Альпидовский, Андрей Альпидовский. Крайний Север (геологические экспедиции). Воспоминания о послевоенном детстве Дмитрия Альпидовского в обработке Андрея Альпидовского. Журнал «Вертикаль. ХХI век».

 

 

Дмитрий Валентинович Альпидовский. Родился в 1936 г. в селе Большая Михайловка Карагандинской области Казахской АССР (в составе РСФСР). Окончил факультет судовождения и эксплуатации Горьковского института инженеров водного транспорта. Сорок лет проработал в Волжском объединённом речном пароходстве и в судоходной инспекции Волжского бассейна на различных командных должностях. Почётный работник транспорта Российской Федерации. Автор четырех книг воспоминаний (в соавторстве с А.Д.Альпидовским). Живёт в Нижнем Новгороде.

Андрей Дмитриевич Альпидовский. Родился в 1960 г. в г. Горьком. Окончил эксплуатационный факультет Горьковского института инженеров водного транспорта. Работает на кафедре Управления транспортом Волжского государственного университета водного транспорта. Доцент, кандидат технических наук, автор более 75 учебно-методических и научных трудов, в том числе монографии. Член Союза писателей России, автор пяти сборников стихов и пяти книг мемуарно-публицистической прозы (четырех – в соавторстве с Д. В. Альпидовским). Живёт в Нижнем Новгороде.

 

Крайний Север. Староверы

В 1946 году наша семья проживала в селе Усть-Цильма, потому что папа, Валентин Дмитриевич, был направлен Северным геологическим управлением в это регион начальником экспедиции по изысканию полезных ископаемых. Район это называется Средний Тиман.

А.: Усть-Цильма – одно из самых древних сел Европейского севера. Зарождение и основание Усть-Цильмы связано с именем новгородца Ивашки Дмитриева Ластки, которому в 1542 году была пожалована царская грамота на пользование землями по реке Печоре. Усть-Цильма была центром добычи меди и серебра. В 1899 году стала центром Печорского уезда, а в 1929 году — центром Усть-Цилемского района. Усть-Цильма известна тем, что большую часть её населения составляют староверы-беспоповцы Поморского согласия[1]. В августе 2012 был освящён храм Николы Чудотворца, один из крупнейших храмов Поморского согласия, построенных после 1917 года.

 Село расположено на правом берегу реки Печоры, напротив устьев рек Цильмы и Пижмы. В районе села река Печора, огибая возвышенность Сосвинский Мусюр, делает плавный изгиб, меняя направление течения с субширотного на субмеридиональное.

 Жили мы (папа, мама, я и сестра Зоя) в большом пятистенном рубленном доме с русской печью. С нами была собака, северная лайка по кличке «Майка». Село славилось рыбным промыслом и замшевым заводом, который располагался на противоположном берегу реки Печора, близ устья реки Цильма.

Была зима, морозы доходили до -40°С.  Папа выделил нам с сестрой сани из оборудования экспедиции. Они представляли собой широкий полоз с перекладинами и круто завернутым носком. Мы запрягали в них Майку и катались по снегу.

Учился я в общей для мальчиков и девочек школе. На переменах играли в «чехарду», выстраивая линейку из спин, через которые прыгали с разбегу. Девочкам это давалось с трудом, им мешали длинные сарафаны. Я спросил маму, почему местные девочки носят такие необычные платья и кокошники. Она объяснила, что это старинная одежда русских староверов. Тогда я не понимал, что означает эта вера, а мама не решилась объяснять.

Однажды папу пригласил в гости  его заместитель по хозяйству Алексей Никанорович Федотов, проживавший в большом бревенчатом двухэтажном доме. Его семья состояла из жены и двух дочерей, одна из которых была моего возраста и училась со мной вместе в школе поселка. Алексей Никанорович был старовером, семья соблюдала устои старообрядчества.

Половину комнаты занимала большая русская печь с полатями над ней. Девочки жили на втором этаже дома, где располагалась девичья, называемая горницей. В школе обучение было совместным, мальчики учились, гуляли и играли вместе с девочками. Но когда мы пришли в гости к Алексею Никаноровичу, мне не разрешили подняться на второй этаж, объяснив, что мальчикам в девичью входить нельзя.

Мне запомнились зажаренные в печи кулебяки из семги, которыми нас угощали. Угощение было приготовлено непосредственно на поду[2] печи. Большой пирог занимал весь под. В середину пирога была заложена крупная семга. Эта рыба отличается большой жирностью и чудесным вкусом, характерным только для этой породы. Тесто из ржаной муки, обрамлявшее рыбу, немного заворачивалось с боков пирога.

Во время готовки в печи тесто пропитывалось жиром и поджаривалось, образуя румяные шкварки-корочки. Как говорится, ум отъешь!

Этот обед мне запомнился на всю жизнь, и, вспоминая его, я как будто вновь ощущаю тот божественный вкус.

В наше время семга выращивается искусственно в водоемах-садках. Такого вкуса у нее нет, с тем, натуральным вкусом, несравнимо.

Запомнилась одежда местных жителей – из пыжика (кожи и нежной шерсти теленка оленя). Их зимняя одежда включала в себя малицу[3], саваки[4], сапоги из оленьих шкур молодых оленят-пыжиков[5]. Малицы были красиво расшиты цветными ремешками. Поверх малицы в сильные морозы надевался савак из собачьих шкур. Малица представляла собой шубейку с капюшоном и длинными рукавами с рукавицами. Одевалась она снизу, в нее надо было, как бы «нырять». Сапожки (унты) шились с двойным мехом со шнурками до колен.

Женщины и девочки одевались в длинные платья и сарафаны. Когда находились дома, на голову надевали кокошники. Девочки выглядели очень нарядно, как «принцессы», и это исключало всякие «вольности» при обращении с ними. В праздники водили хороводы, пели старинные песни.

Женщины староверов занимались рукоделием, шили одежду, готовили пищу. Мужчины в основном занимались рыболовством, работали в рыболовецких артелях.

Запомнилось, как на базаре народных промыслов выставлялись на продажу изделия из бересты: бурачки, туески с вплетенными узорами; для детей многочисленные игрушки из местной глины: свистульки в виде оленей, фигурки рыбаков на лодках и другие. Дорога в школу пролегала мимо рынка, и я часто покупал эти фигурки, приносил их домой, чтобы порадовать сестренку Зою.

Мы с сестрой тоже одевались в малицы, одежда нам казалась очень удобной. В ней вольготно было играть в снегу и кататься на санях.

Однажды такая одежда спасла меня от обморожения. Это случилось так. Я пошел покататься на санках с берега реки Печера. Съехав на лед, я увидел большую стаю собак, окруживших течную самку. Всего собак было восемь. Собаки бросились ко мне. Тут мне пригодился совет папы: перед напавшей стаей старайся не двигаться, иначе разорвут.

Стая окружила меня, рыча и лая. Продолжалось это не менее часа. Я чувствовал, что коченею, от обиды лились слезы, тут же превращавшиеся в льдинки. Только когда самка отвернулась от меня и отбежала в сторону, стая кобелей устремилась за ней. Я вернулся домой. Мама положила меня отогреваться на большую русскую печь.

С этой печью у меня связано одно неприятное воспоминание. В один из долгих зимних вечеров я сидел за столом, готовил уроки. Сестренка лежала на печи. Мама шила ей платье. Собака Майка лежала у двери. В избе было тепло, печь хорошо протоплена. Через некоторое время мама закрыла задвижки печи. Собака начала скулить, скрестись в дверь. Мама выпустила ее в сени. Начала капризничать Зоя. Мама подошла к ней, чтобы поправить одеяло. Вдруг сестра буквально свалилась ей на руки. Мама поняла, что мы угораем, а собака просилась за дверь неслучайно. Когда открыли дверь и форточки, я почувствовал легкое головокружение и тошноту.

Хозяйка, жившая во второй половине дома, взяла Зою на руки, вынесла на улицу, и посадила в снег голой попкой. Затем принесла бурачок[6] с моченой брусникой, дала выпить соку и засунула в уши ягоды брусники. То же самое она проделала и со мной, только в снег я не сел.

Все, слава Богу, закончилось благополучно. Слишком рано закрыли печь, поэтому мы и угорели.

В семьях староверов все передавалось из поколения в поколение. Лечились они сами. Я так до конца и не понял, как действовал брусничный настой, и зачем хозяйка закладывала нам ягоды в уши.

Позже, когда мы пробирались по тайге в кибитках, запряженных лошадьми, часто останавливались на ночлег в лесных избах-стойбищах староверов. На полатях в них было разложено большое количество толстых молельных книг в кожаных переплетах. Папа объяснил, что это староверческие молельные книги. Для этих изб был установлен свой «порядок». Каждый останавливающийся после ночевки должен был пополнить запас дров и еды: поделиться крупой, сушеными грибами и другой снедью. Кроме этого,  перед отъездом надо было убраться в избе.

Я благодарен этим людям, сохранившим свою веру, свои устои, целомудренность и быт предков. Вряд ли сейчас удалось сохранить там быт и ценный опыт выживания в суровых условиях народа, населявшего эти места. А жаль.

На северных просторах

С удовольствием и некоторой ностальгией вспоминаю те места, в которых мне и сестре Зое удалось побывать вместе с родителями. Какое многообразие природы, сколь необъятны просторы нашей Родины! Каждый раз с благодарностью обращаюсь к памяти родителей  за возможность увидеть все это.

Мы не только посещали те места, где папа работал, возглавляя геологические изыскательские партии, но и жили там в тех условиях, которые предоставлялись. Перечислю: город Архангельск, где отец работал в Северном геологическом управлении; Архангельская область, в различные места которой он неоднократно направлялся начальником экспедиций; Усть-Цильма; деревня Мыла; город Яренск; Средний Тиман; районы рек Печера, Усть-Цыльма, Мыла, Вычегда, Яренга, Ашуга, Барковка, Мезень, Пижма и другие.

Население Среднего Тимана и Ненецкого автономного округа проживало и проживает в суровых погодных условиях. В 40-х годах прошлого века, о которых здесь идет речь, местные жители, путешествуя по тайге зимой при отсутствии открытых естественных водоемов, вынуждены были растапливать снег для питья и готовки. Этой водой, как я сам убедился в детстве, невозможно напиться.

Охотники, останавливаясь на отдых в лесных избушках (без окон, чтобы медведь не залез), находили в них припасы: соленую рыбу, сушеные грибы, дрова для растопки печи. Каждый путешественник, посетивший избу и переночевавший, должен был оставить еду, дрова, спички, лучины и т.д. В этих избах хранились молельные книги староверов, которые бежали от царской, а потом и советской власти на Север.

В то время местные жители часто страдали от цинги, при которой десны начинают кровоточить. Они компенсировали отсутствие витамина «С» слабосоленой рыбой, хариусом.

А.: Ха́риусы (лат. Thymallus — род рыб подсемейства хариусовых семейства лососевых отряда лососеобразных. Характерным признаком является большой спинной плавник, задняя часть которого у половозрелых самцов в сложенном состоянии достигает жирового, а иногда и основания хвостового плавников.

Недосол вызывает окисление продукта и брожение с характерным запахом. Бактерии, вызывающие брожение, предостерегают дёсны зубов от кровотечения.

Вначале мы с мамой и сестрой никак не могли привыкнуть к этому запаху, поэтому при еде одной рукой закрывали нос, а другой запихивали рыбу в рот. При разделке рыбы, что характерно, мясо легко отделялось от костей, рыба была жирной и сочной. Ездовых собак тоже кормили хариусом, но в свежем, а зимой в замороженном виде.

Участникам геологических экспедиций, производившим топографические съемки с помощью теодолитов и рейсшин, часто приходилось ночевать в таежных избах. Когда мы с мамой и сестренкой пробирались на оленьих и собачьих упряжках в Усть-Цильму после аварии с пароходом «Сталинец», мы тоже коротали ночи в таких таежных избушках.

Экспедиции передвигались со всем необходимым оборудованием и продовольствием. В помощь нанимались жители местных сел и деревень. Летом путь лежал в основном по руслам перечисленных рек на лодках, которые порой тянули бечевой, как бурлаки. Где было возможно, ехали на лошадях, увешанных вьюками, но проложенных дорог было очень мало. Зимой до мест базирования добирались на нартах, запряженных ездовыми собаками (северными лайками) или оленями, а также в кибитках, запряженных лошадьми. Иногда приходилось идти и пешком, и на лыжах, обитых оленьими шкурами. 

Особенно мне запомнилось путешествие из Усть-Цильмы на лодках. Экспедиция переправлялась через реку Печера в месте впадения в нее реки Цильма. Течение в этом месте было очень сильным, множество порогов, поэтому нескольким рабочим пришлось тащить лодки вверх против течения на длинном канате («бечевой»). Таким же способом мы передвигались по реке Мыла и по другим речкам.

Когда путешествие по воде заканчивалось, груз распределялся по вьюкам (два мешка связывались веревкой), которые вешались на спины лошадей. Лошадей конюхи вели в поводу, на узде, и так до места стоянки. В этот раз местом базирования экспедиции  была метеостанция Барковская.

Другая экспедиция (папа вновь был начальником геологической партии) направлялась в район реки Яренга, впадающей в реку Вычегда, близ города Яренска. Для поиска нефти установили вышку для глубокого бурения.

Город Яренск – место проживания политических ссыльных, как при царе, так и при Сталине. «Идеологические враги» прекрасно уживались, находили общий язык и отбывали сроки в мире и согласии. Не забуду красивейшую аллею, которую они создали вдоль реки Яренга[7]. Недалеко от нее работала экспедиция.

В городе Яренске мы проживали в комнате, которую снимали у бывшей «политической» ссыльной из Петербурга. В нашей комнате и в комнате хозяйки запомнилась красивая старинная мебель и посуда, привезенные ею из родного города.

А.: Яренск – село (до 1924 г. — город) на юго-востоке Архангельской области. Яренск традиционно играл роль места ссылки; например, в конце XVII века сюда на некоторое время был сослан Василий Васильевич Голицын. В конце XIX – начале XX века в Яренск было выслано большое количество политических ссыльных, в том числе: будущие бакинские комиссары Я. Д. Зевин и И. Т. Фиолетов; будущие наркомы В. П. Милютин и В. Н. Подбельский; а также будущие советские государственные и партийные деятели: А. Я. Аросев, А. И. Догадов, К. И. Николаева и другие. В те годы ссыльные составляли значительную долю населения Яренска. Так, например, в 1908 – 1912 годах в городе проживало 1440 человек, из которых более 500 человек являлись ссыльными. В 1920 – 1950-х годах Яренск и его окрестности служили местом ссылки спецпереселенцев (в том числе — раскулаченных) из западных и южных районов СССР.

Я часто бывал на буровой, наблюдал процесс глубокого бурения.

В скважину подавался глиняный раствор, чтобы уменьшить нагрузку при вращении труб станком. Мне запомнилось слово «шарошка», так геологи называли  устройство для разрушения породы, размещаемое на конце первой трубы.

Конечно, невозможно забыть чудесную реку Северная Двина, на которой стоит город Архангельск, порт Соломбала[8] (напротив города), куда в военные годы доставлялись для СССР танки, самолёты и орудия по «лендлизу[9]». В 6-м классе я учился с моим другом Володей Вайгачевым в городской школе, а жили мы в доме Северного геологического управления, где работали наши отцы. Свободное время мы проводили на рыбалке с плотов, расположенных около лесопильного завода. Когда родители запретили ходить на плоты, мы решили построить лодку-байдарку, по чертежу, который нарисовал папа Володи, благо деревянных отходов вокруг лесопилки было много. В течение месяца «плоскодонка» была готова и мы, снабдившись «подпусками», начали рыбачить на фарватере реки.

Чем глубже речные места, тем больше рыбы, и тем она крупнее. С богатым уловом возвращались мы, гордые и довольные, к нашим мамам, которые готовили уху и жаркое. Один раз мы решились подплыть к большим океанским кораблям в порту Соломбала. Нас поразили их размеры, чтобы рассмотреть рубку и надстройки, нам, с низкой лодчонки, приходилось задирать вверх головы.

В Архангельске я с другом посещал кружок фотографии. Папа купил мне фотоаппарат, и мы часто вечером дома проявляли негативы и печатали фотографии. На память с Володей засняли друг друга, и, позднее, когда я уехал в город Горький, переписывались. Жаль, что фотографию Володи Вайгачева мне сохранить не удалось. Такого надежного и верного друга мне очень не хватало в жизни. Потом папа рассказал мне, что Володя поступил в «мореходку» и работал на рыболовецком флоте в Мурманске.

Как известно, Северная Двина впадает в Белое море, и вот, однажды папа взял меня на охоту на уток, на морском катере. Когда мы вышли в прибрежные воды, перед нами открылся чудесный вид на море, и, как мне тогда показалось, оно было действительно белым! Такое не забывается.

Каждый раз, вспоминая такие моменты, благодарю своего отца, который подарил мне такое счастливое, насыщенное событиями детство, дал возможность познакомиться с богатейшей природой Севера. 

По тонкому льду. Пароход «Сталинец»

1946 год, конец сентября. Наша семья в то время жила в большом селе Усть-Цильма[10] на реке Печоре. Папа, Валентин Дмитриевич Альпидовский, работал в геолого-топографической партии в Усть-Цилемском районе.

Время было голодное. Родители решили,  что мы (я и сестра Зоя) с мамой (Александрой Александровной) поедем на ее родину, в город Горький, где на улице Больничной (ныне Нестерова) проживала ее мама, моя бабушка Мария Сергеевна Бондарева.

Папа купил нам билеты на пароход «Сталинец», на котором мы должны были по реке Печоре добраться до «ближайшей» (на самом деле, очень далёкой[11]) железнодорожной станции, а оттуда по железной дороге в город Горький (ныне Нижний Новгород).

А.: В тридцатых годах двадцатого века в районе Воркуты начал курсировать пассажирский пароход «Сталинец» мощностью 180 сил. Был он построен в Великом Устюге. И перегнан на Печору морем в 1931 году. Длина парохода была 46,44 метра, осадка – 65 сантиметров, грузоподъемность – 60 тонн. Брал он на борт 265 пассажиров, из них 26 первого класса. В 1946 году по вине экипажа пароход потерпел аварию и был осушен, но впоследствии отремонтирован и вновь спущен на воду.

Надо сказать, что зима в этом северном краю наступает внезапно и довольно рано. На вторые сутки плавания ночью нас разбудил резкий толчок и громкий скрежет днища парохода по дну реки. Оказалось, что пароход сел на мель, налетел на большой валун (камень-одинец[12]).

На Печоре в конце сентября уже начался ледоход, судоходная обстановка[13] (створы, бакены) отсутствовала. Попытка сняться с мели ни к чему не привела. И, как оказалось, хорошо, что не привела, слава Богу, иначе бы пароход затонул, ведь корпус был проломлен валуном.

Таким было мое первое знакомство с речным флотом.

Довольно скоро лед встал, наступил ледостав. Естественно, что возникли проблемы с питанием пассажиров. Матерям с детьми стали выдавать манную крупу, из которой моя мама вместе с другими матерями готовила манную похлёбку с сёмгой в пищеблоке ресторана. Местные власти (администрация близлежащего поселка) организовали спасение людей, вывоз на собачьих упряжках.

Лёд был еще тонким, выдерживал лишь лёгкие сани. Когда мы ехали, мне с саней было видно, как плавает рыба подо льдом. Одеты мы были не по-зимнему, в демисезонные пальто, кепки, полуботинки. Мама выменяла мне на семгу пыжиковую шапку. В здании администрации был организован пункт расселения и питания пассажиров.

Нам предстоял обратный путь в Усть-Цильму. Условия были тяжелыми, путь сложным: сначала на оленьих упряжках по льду реки; затем в санях-розвальнях, запряженных лошадьми, через тайгу по глубокому снегу и бездорожью.

В пути произошло событие, которое оставило в моей памяти след на всю жизнь.

Мороз тогда был – под минус сорок градусов. Я сидел в задней части саней-розвальней и изрядно замёрз. Вспоминается, что сначала мне стало очень холодно, а потом вдруг показалось, что стало тепло, и я заснул. В этот момент я упал с саней, на миг очнулся, увидел ослепительный белый свет и потерял сознание. Спохватились и обнаружили меня, в скрюченном состоянии, не сразу.

Остановились в теплой избе. Там меня оттёрли пятидесятиградусным спиртом, дали даже немного внутрь, отчего я чуть не задохнулся, потом уложили в тулупе на ночь.

Таким было моё «второе крещение». А в Горький мы переехали только в 1947 году. Четвертый класс школы я заканчивал в Усть-Цильме.

Тогда я не знал и не предполагал, что судьба в дальнейшем свяжет меня надолго (можно сказать, на всю жизнь) с речным флотом России.

 

---

[1] Поморское согласие – согласие старообрядцев-беспоповцев, которые после смерти последних дораскольных священников отказались от практики приёма беглых попов (беглопоповство), то есть священников, переходящих из Русской православной церкви.

[2] Под – нижний слой горнила (топочной камеры) русской печи.

 

[3] Малица – у народов Крайнего Севера: длинная верхняя одежда из оленьих шкур мехом внутрь с капюшоном и рукавицами мехом наружу.

[4] Савак - совик (гусь, сокуй, кумши, кумшин, савак, соок) – верхняя меховая одежда с капюшоном, надеваемая на малицу. Одевается, как малица, через голову, носится без пояса. Совик шьют мехом наружу, ворсом вниз.

[5] Пыжик – телёнок северного оленя до достижения возраста 1 месяц (по другим классификациям до полугода). После выхода из классификации пыжик и до достижения одного года носит название неблюй.

[6] Бурачок – берестяной короб цилиндрической формы с деревянным дном и крышкой.

[7] Я́ренга или Я́реньга –  река в Республике Коми и Архангельской области, правый приток Вычегды. Протяжённость реки 281 км

 

[8] Соло́мбала — исторический район Архангельска. Располагается на Соломбальских островах (чаще — остров Соломбала) в дельте Северной Двины.

[9] Ленд-лиз (от англ. lend — давать взаймы и lease [liːs] — сдавать в аренду, внаём) — государственная программа, по которой Соединённые Штаты Америки поставляли своим союзникам во Второй мировой войне боевые припасы, технику, продовольствие, медицинское оборудование и лекарства, стратегическое сырьё, включая нефтепродукты.

[10] Усть-Ци́льма – село в Республике Коми, административный центр Усть-Цилемского района и сельского поселения Усть-Цильма.

[11] Ближайшая железнодорожная станция Ираёль расположена в 220 км к юго-востоку от Усть-Цильмы.

[12] Одинец – это камень значительных размеров, отдельно лежащий в русле реки. Одинцы обычно срезаются весенним льдом от каменистого берега или выворачиваются на каменистых перекатах волокушами плотоводов.

[13] Судоходная обстановка на внутренних водных путях служит для ограждения судового хода от подводных опасностей и указания направления его, т. е. безопасного движения судов. Это достигается оградительной и указательной судоходной обстановкой: плавучей (бакены, буи, вехи) и береговой (створные, перевальные, ходовые, весенние знаки).