Валерий СДОБНЯКОВ. ДУХОВНАЯ И ТВОРЧЕСКАЯ КРАСОТА ОСОБОГО РУССКОГО МИРА. О художнике Г.А. Скотиной

 

 Журнал "Вертикаль. XXI век". Вып.69. На обложке - работа художника Г.А.Скотиной

В помещении Нижегородской областной организации Союза писателей России на стенах висят большие картины, привлекающие к себе всеобщее внимание своей красотой и радостностью восприятия мира. Автор полотен – художник Галина Алексеевна Скотина.

Необычность видения мира автором отмечается всеми. Есть в живописной манере Скотиной что-то от русской былинности, от иконописи. Это проступает как бы исподволь, ненавязчиво, как основа мировоззрения художника. Потому не залюбоваться этими произведениями, пройти мимо эмоционально не откликнувшись на них – невозможно.

Это картины, дарящие осознание жизни – как великого и не случайного дара.

Для меня имя художника Скотиной известно давно, а вот познакомились мы, впервые увиделись совсем недавно, только осенью 2022 года. Бывает же такое.

Хотя ещё в 2014 году Галина Алексеевна делала рисунки и оформляла обложку к моей книге «Говорящее дерево». Но тогда всё происходило через посредничество замечательного нижегородского графика Н.П. Мидова. Однако и это произошло намного позже первого узнавания творчества Скотиной.

Когда мои дочери были совсем крошками, я покупал для них с раннего детства разные книжки издательства «Малыш».

Маленькие, ярко разукрашенные сказочными сюжетами, они сами из себя одновременно представляли и имеющие содержание книжки (стихи, загадки, пословицы, короткие сказки), и игрушки, с которыми детям было так приятно и интересно проводить время.

Вот тогда впервые я и прочитал имя художника – автора увлекательных картинок для детей – Г.А. Скотина. И оно мне запомнилось на многие десятилетия.

Не зная ещё Галину Алексеевну лично, я был наслышан от её коллег, с которыми со временем познакомился и даже подружился (Н.П. Мидова и Е.Д. Юшкова), о том, как они вместе, то расписывали, то реставрировали росписи в церквях Нижегородской, Ивановской и Владимирской областей.

Со временем работы Скотиной всё чаще и чаще стали украшать обложку литературно-художественного журнала «Вертикаль. ХХI век».

Всё шло к тому, что должны мы, наконец, познакомиться воочию.

Поиски в интернете дали довольно много информации о Галине Алексеевне, как иллюстраторе книг, но из сайта в сайт кочует одна и та же фотография, на которой голова молодой девушки туго повязана платочком, оставляя открытым только лицо. Позже, рассказывая о себе, Галина Алексеевна скажет между делом: «Я почти всю жизнь хожу в платке. Ага. Никогда по-другому не было».

В первый свой приезд в гости к Скотиной, в её небольшую квартирку в Балахне, больше напоминающую мастерскую художника, чем привычное для большинства населения жилое помещение, я расспросил Галину Алексеевну: откуда она родом, кто её родители, как она попала в этот городок, что расположен недалеко от Нижнего Новгорода, как вышло, что девочка из заволжской глухомани стала художником?

Родилась Г.А. Скотина в деревне Селягузихе, что ютилась на небольшой возвышенности около санатория «Городецкий» на левом берегу Волги. С трёх лет, как себя помнит, вместо куклы у неё был карандаш, который она и пеленала. Но вскоре семья переехала на правый берег Волги, в Балахну, и этот город для художника стал родным.

Здесь Галине открылись первые красоты окружающего мира: «Вышла на крыльцо и увидела, как всё желто от цветущих одуванчиков. Дорога тогда была выложена булыжниками, и все они разноцветные».

Рисовала постоянно. Девочке купили краски. В то время продавали приклеенные на картонную палитру кружки разноцветной сухой акварели. Нужно было макать кисточку в воду, затем разводить этой водой кружок краски и рисовать на листах бумаги.

Учась в школе, Галина сочинила однажды повесть. Только не записала её, а нарисовала: в тетрадке на каждом листе создала свой сюжет. По этим картинкам и рассказывала содержание повести подружкам. Позже одна из одноклассниц забрала тетрадку себе на память.

Самый близкий друг всю жизнь – старший брат Витечка. Иначе, как уменьшительно ласкательно, Скотина его имя не произносит.

Брат оберегал сестру, как только мог. Водил гулять, придерживая за шиворот.

– Во время войны, когда мама пешком уходила в посёлок Работки вниз по Волге, на правый берег реки, чтобы что-то из вещей поменять на продукты, я, малолетняя, оставалась на попечении Витечки. Он меня кормил: сварит одну свеклу или морковь, а мне этого есть не хочется. Сижу на печке. Тогда он начнёт меня развлекать: на полу положит валенок и ждёт, когда в него забежит мышь, чтобы её поймать. Но мышь в валенок забегать не хотела. А ещё вслух читал книжки – «Былины», «Конька-Горбунка». Был терпеливым мальчиком. Когда я с чем-то не соглашалась, не сердился. И вообще был очень общительным, весёлым, любил петь. Легко с людьми знакомился. Бывало, идёт где-то, его ещё не видно, а уже слышно, как поёт.

Брат тоже рисовал, первым записался во все кружки Дома культуры Бумажного комбината. В том числе и рисования, которым в то время руководил профессиональный живописец Дмитрий Николаевич Никитин. Привёл в кружок сестру, а сам вскоре бросил в него ходить, увлёкся радио: в комнате дым столбом, всё что-то паял. У Галины же с Никитиным сложились долгие добрые отношения, как ученицы с наставником.

– Я ему из-за Волги привезла деревянную солоницу, и Дмитрий Николаевич написал натюрморт: связанный петух и солоница. Красивая получилась картина. У него вообще вся большая квартира была в картинах. Я со временем перестала ходить в кружок, а приходила заниматься к нему домой. Никитин показывал книги, рисунки – очень хорошо было.

– И всё-таки сразу не решились посвятить себя живописи?..

– Страшно было из дома уезжать. Поступила в Правдинске в техникум у железной дороги. Помню, идёшь вечером – и такие звёзды на небе... Ночь чёрная-чёрная, а звёзды светлые…

– Видимо поэтому в ваших работах так много звёзд, так вы любите их рисовать – особенно в графике?

– Наверно. Закончив техникум, попросилась по распределению на Дальний Восток. Жила там полгода, продолжала рисовать, переписывалась с художником Никитиным, посылала ему рисунки. Дмитрий Николаевич отвечал хорошими письмами, критиковал, что нет у меня в рисунках первого плана. Много я всего насмотрелась на Дальнем Востоке – ягоды, травы разные, ездила однажды с мужиками лучить рыбу. Они в лодке жгли покрышки, рыба на свет выходила, и они её добывали. Мне тоже большую щуку дали. Я её на плече несла.

– Почему вернулись обратно в Балахну?

– Хотела дальше учиться. Сразу не получилось поступить, пришлось поработать на местном заводе. Но после сдала экзамены в Московский педагогический институт имени В.И. Ленина. Там была у меня подружка Нина Косорукова, она меня везде водила – по театрам, библиотекам, музеям, кладбищам, церквям… Но не молиться, а смотреть и удивляться, восхищаться красоте росписей и икон. Очень она умела восхищаться. Сильный живописец – домик деревянный нарисует так, что смотря на него – наплачешься. Нам преподавал художник Борис Михайлович Неменский из студии Грекова. В 2023 году ему исполнилось сто лет. Как бы мне хотелось ему позвонить и поздравить, но номер телефона найти не удалось.

– Институт закончили?

– Нет, сколько-то проучилась и бросила, вернулась домой.

– Что так?

– Потому что папа умер… Видно не судьба мне жить в большом городе. А тут на Волге, в огороде, у старицы в лугах – всё одно чудо, одно цветение…

Когда училась в Москве – жить было негде. Папа устроил на квартиру, но я там находиться не могла. Хозяйка – женщина здоровенная, чистоплотная, всё время стирала – и своё, и для подработки. Она совершенно не понимала, чем я занимаюсь, что мне надо. Да и столица тогда была другая: много грязи, старых полуразвалившихся домов, в которых семьи жили в полуподвалах – идёшь по улице и в окнах видишь, чем кто занимается. Горожане большей частью одевались в чёрное, длинное. Ходили спокойно, без спешки. В метро народу мало – люди двигаются спокойно, размеренно. И даже запах город имел разнообразный, вкусный. Мы любили забегать в блинные, пирожковые, пельменные… Откуда только деньги брали. Вернее всего – дешево стоила эта еда.

– Вернулись вы сюда, и как же попали в орбиту художественной жизни?

– В Москве я жила ещё и у искусствоведа Елены Ивановны Житковой. Борис Михайлович Неменский устраивал мне какую-то выставку, а она приходила её смотреть и забрала к себе жить. У них с мужем большая квартира, он у неё был профессором, конструктором по авиационным двигателям или что-то связанным с самолётостроением. Вернувшись в Балахну, стала много рисовать. Взялась писать в маленькой комнатке ту большую картину, которая вам нравится («В лодке», 1974 г., х/темпера, 110х260 см, висит на стене в моём рабочем кабинете в Союзе писателей – В.С.) Во вторую мама меня не пускала. Ругала, что всё захламила. Это была самая первая моя большая работа… Когда мама умерла, я ещё долго не использовала её комнату для работы. Теперь уж всё заставлено картинами, папками с рисунками.

– Создалась эта картина и вы, наверно, захотели её где-то показать?

– Елена Ивановна постоянно пугала, что меня посадят в тюрьму за тунеядство, потому что нигде официально не работаю. Они с Борисом Михайловичем  старались, чтобы меня приняли в члены Союза художников СССР. А для этого нужно организовать персональную выставку.

– Вот и спрашиваю – как вы вошли в круг горьковских художников?

– Приехала тогда с рекомендательными письмами от Елены Ивановны и Бориса Михайловича в местное отделение Союза художников. Там добавилась рекомендация от Дмитрия Арсенина. До этого в журнале «Юность» опубликовали чёрно-белые репродукции моих графических работ.

– Теперь понятно, зачем понадобилась выставка.

– Её устроила в Доме архитекторов искусствовед Лариса Помыткина. Но мне сказали, что работ мало. А я все свои работы перед этим сожгла.

– Почему?

– Мешали, квартира маленькая, где хранить, а их больно много. Куда девать… Вот с Витечкой и повытаскивали их на огород. Там он занимался своим делом: копал землю, спиливал лишние ветки у яблонь, а я их сжигала, вместе со своими работами.

– Так вы по рекомендациям связались с Помыткиной?

– Нет, пошла в Волго-Вятское книжное издательство, там познакомилась с Николаем Мидовым, графиком. Для издательства, как художник оформила несколько книжек. Уж теперь не помню сколько. Николай познакомил с Женей Юшковым, Ларисой Помыткиной, Витей Тырдановым, Юрой Кузьминым, Тамарой Прусовой... И так все мы стали общаться. В мастерской Мидова с Юшковым (у них была она совместная на улице Свердлова напротив Госбанка) я писала картины для стен церкви в городе Покров.

– Как прошла выставка в Доме архитекторов?

– Меня сразу приняли в Союз художников СССР. Картина «В лодке» там тоже была показана. Писали про меня в газетах, репродукции моих картин публиковали. Кто-то приезжал сюда, чтобы про меня ещё написать. А я этого не хотела. И мама тоже не хотела… Потом много показывала свои новые картины на выставках. Как-то знакомый Помыткиной купил мою картину – васильки и ромашки. Больше у меня ничего не покупали. Картину «Мальчики» тоже намеревались купить. Человек уезжал в Израиль, хотел забрать её с собой, а я не отдала.

– Почему?

– Очень мало предлагал заплатить. Да и не захотела в Израиль отдавать.

– Как начали расписывать церкви?

– У отца Евгения Юшкова есть брат отец Геннадий, который жил здесь в посёлке, прозванным в народе «Кавказ». Он служил в местном храме. Вот они, умеешь – не умеешь, начали заставлять: давай делай. Стала научаться. А у Витечки в московском научно-исследовательском институте, где он работал, продавались книги об иконах. Он их покупал для меня, я читала, рассматривала, училась, пробовала сама что-то сделать.

– Когда осознали себя человеком верующим, православным?

– Всё опять через Витечку… Сызмальства меня никогда не причащали. Родители об этом ничего не говорили. Все же боялись! Вот и Николай Мидов тоже был испуганным. Хоть с мамой и ходил в церковь, но она его строго предупреждала, чтобы молчал, никому об этом не обмолвливался. А я ни разу не ходила. И мама у меня тоже. Искала ответа в книгах. Заходили с Витечкой в Сретенскую церковь. Но вот однажды вдруг такой страх на меня напал, что поняла – без веры жить нельзя.

– Как начали сотрудничать с издательством «Малыш»?

– Продолжала ездить к Елене Ивановне. Иногда подолгу жила у неё. Ходили с ней на Новодевичье кладбище. Там похоронен её первый муж. Вот она и Борис Михайлович помогли – мне стали давать работу: такую, русскую. Много книжек оформила в «Малыше», нравилось работать для детей. Это при советской власти. И церкви расписывала при советской власти – батюшка Наум из Троице-Сергиевой Лавры посылал к своим духовным чадам, молодым священниками. Мы с Женей Юшковым, Мидовым и Тырдановым ездили в отдалённые сёла. Затем тырдановские и юшковские дети присоединились.

– Расскажите о той грандиозной работе, которую сотворили в Спасском храме, написав в течение двадцати лет все иконы для большого пятиярусного иконостаса.

– Иконы стала писать тоже при советской власти. Ещё со страхом. Меня вызывали в исполком, заставили подписать какую-то угрозную бумагу. Чтобы не рисовала ничего религиозного. Приходилось прятать свои работы. Являлась Зина, работница исполкома, проверяла, почему всем этим неодобрительным занимаюсь. Я ей книги показывала, объясняла – изучаю древнюю живопись… Страшно было.

– Иконы тогда писали для людей, или храмов?

– И для людей, и реставрировала  старые иконы для храмов.

– Расскажите о своём духовном отце Науме.

– Я когда приезжала в Лавру, всё просила батюшку – хочу, чтобы вы были моим духовным отцом. Он отвечает: «Далеко живёшь». А я всё рано езжу. Нарисую какую-нибудь икону, и ему принесу. Так со временем всё и устроилось. Потом батюшка заказал подготовить к изданию книгу про Киприана и Иустинию. Роман Захаров написал текст, я нарисовала картинки. Издательство Московской Патриархии её издало.

– С этим издательством вы тоже много сотрудничали?

– Да нет, немного. С отцом Артемием Владимировым сделали две книги. Были ещё какие-то. Уж теперь не помню.

Я уезжал от Г.А. Скотиной не с пустыми руками. Увозил на память ею написанную икону – Образ Покрова Пресвятой Богородицы.

При расставании, в тесной прихожей, Галина Алексеевна остановила меня, уже было взявшегося за дверную ручку.

– Постой, я тебя благословлю.

Я наклонил голову.

Твёрдой, натруженной рукой Скотина запечатлела на мне крестное знамение. Дабы не оставлял, хранил меня Господь.

 

Таково было моё первое посещение дома Галины Алексеевны, за которым последовали другие. Я люблю бывать в этом тёплом и гостеприимном доме, наполненном чувством веры и творчества. Картины на мольберте и у стен, акварели в бесчисленных папках, рисунки во множестве умело сделанных самой хозяйкой альбомах и записных книжках, большие и малые, тяжёлые и высохшие до черноты старые иконные доски с почти законченными или только начатыми ликами...

Всё это рассматриваешь не специально. Невольно обращаешь внимание, потому что куда не отведи взгляд – в тесноте небольшой квартиры он наткнётся на всё это, а ещё на стопки книг, на угол с дорогими для сердца хозяйки иконами, на старый расписанный сундук, окованный металлическими полосами и набитый рисунками Скотиной у окна…

Да, в этом доме хорошо душе, тепло, уютно. А ещё по-особенному вдохновенно рассматриваются акварели хозяйки.

Не спеша перебираю листы – и такое ощущение, что читаю замечательные стихи, пронизанные русским духом, мировоззрением, особым пониманием и восприятием окружающего мира. Это особый поэтический мир русской жизни, запечатлённый не словом, а красками.

Поработала на своём веку Галина Алексеевна столько – что дай Бог кому ещё потрудиться во славу Его. И при этом неизменно себя укоряет за леность.

Я давно заметил такую закономерность: люди, связавшие свою жизнь с искусством или каким-то иным значимым общественным служением (жертвенным, в подавляющем случае бескорыстном) чем больше делают, тем опять же им больше кажется, что они могли бы при старании совершить намного более того, что совершили. Скотина из этого числа творцов.

Мне трудно объяснить самому себе, почему судьба так щедро одаривает меня встречами и тёплыми, небезразличными отношениями с талантливыми, значимыми, неординарными людьми. Как это случается, по какой закономерности?..

Но как же замечательно, что все эти люди были и есть в моей жизни. Одни ушли в мир иной и их образы, слова, поступки бережно сохраняет моя благодарная память. Другие продолжают трудиться, творить добро, создавать много значимого для людей. Так хочется, чтобы их век длился и длился, чтобы не пресекалась вечная духовная и творческая красота особого русского мира.